Введение.
Отдел первый. Философия.
IX. Нравственность и право. Вечные истины……...84
Отдел второй. Политическая экономия.
VII. Капитал и прибавочная стоимость………..........205
Отдел третий. Социализм.
Приложения
ОТДЕЛ ТРЕТИЙ
СОЦИАЛИЗМ
I. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК
Мы видели, каким образом подготовлявшие революцию философы XVIII века апеллировали к разуму, как к единственному судье над всем существующим. Они требовали основания разумного государства, разумного общества и безжалостного устранения всего, стоящего в противоречии с вечным разумом. Мы видели также, что этот вечный разум оказался в действительности лишь идеализованным рассудком третьего сословия, готового превратиться в современную буржуазию. Если общественный строй и новое государство, созданные французской революцией, и могли казаться разумными по сравнению со старыми учреждениями, - они были, во всяком случае, очень далеки от абсолютной разумности. Царство разума потерпело крушение. Общественный договор Руссо нашел себе применение в господстве террора, от которого изверившаяся в своей политической способности буржуазия искала спасения сперва в испорченности директории, а потом под крылом наполеоновского деспотизма. Обетованный вечный мир превратился в бесконечные завоевательные войны.
Не более посчастливилось и разумному общественному строю. Противоположность между богатством и бедностью, вместо того чтобы разрешиться во всеобщее благоденствие, напротив, усилилась вследствие устранения цеховых и иных привилегий, служивших до известной степени ее прикрытием, а также вследствие исчезновения церковной благотворительности, несколько смягчавшей бедствия ни-щеты. [Осуществленная теперь на деле "свобода собственности" от-феодальных оков оказалась для мелкого буржуа и крестьянина свободой продавать задавленную могущественной конкуренцией крупного капитала и крутшого землевладения мелкую собственность именно этим магнатам и превратилась, таким образом, для этих мелких буржуа и крестьян в свободу от собственности.] Быстрое развитие промышленности на капиталистическом основании скоро возвело бедность и страдания рабочих масс в необходимое условие существования общества. [Чистоган стал, по выражению Карлейля, единственным связующим элементом этого общества.] Количество
260 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
преступлений возрастало с каждым годом. Если пороки феодалов, прежде выставлявшиеся напоказ, теперь на время стушевались, зато тем пышнее расцвели на их месте пороки буржуазии, прежде робко скрывавшиеся во тьме. Торговля все более и более проникалась мошенничеством. Революционный девиз "братство" осуществился в плутнях и во вражде конкуренции. Подкуп заменил грубое насилие, и, вместо меча, главнейшим рычагом общественной жизни стали деньги. "Право первой ночи" по наследству перешло от феодалов к фабрикантам. Проституция выросла до неслыханных размеров, и даже самый брак превратился в законом признанную форму разврата, в его официальный покров, дополняясь к тому же многочисленными незаконными связями. Одним словом, возникшие вслед за "победой разума" политические и общественные учреждения оказались самой злой, самой отрезвляющей карикатурой на блестящие обещания философов XVIII века. Недоставало только людей, способных констатировать всеобщее разочарование, и эти люди явились с началом нового столетия. В 1802 г. вышли "Женевские письма" Сен-Симона; в 1808 г. появилось первое произведение Фурье, хотя основание его теории относится еще к 1799г.; 1 января 1800 г. Роберт Оуэн взялся за управление Нью-Лэнарком.
Но в это время капиталистическое производство-а с ним и противоположность между буржуазией и пролетариатом-было еще очень неразвито. Крупная промышленность была неизвестна во Франции и только что возникла в Англии. А между тем лишь крупная промышленность развивает борьбу не только между созданными ею классами, но и между порожденными ею производительными силами и формами обмена, и лишь эти создаваемые крупной промышленностью столкновения ведут с роковою необходимостью к перевороту в способе производства и к устранению его капиталистического характера, причем та же крупная промышленность в гигантском развитии производительных сил дает также средство для разрешения ею же созданных противоречий. Если в 1800 г. сама борьба, вытекающая из современного общественного порядка, только что зарождалась, то тем менее было в наличности средств для ее устранения. Хотя во время террора неимущие массы Парижа захватили на минуту власть и смогли, таким образом, направить буржуазную революцию против самой же буржуазии, но их минутная победа послужила наилучшим доказательством всей невозможности прочного господства рабочего класса при тогдашних условиях. Пролетариат, еще не выделившийся из об-; щей массы неимущих людей, составлял в то время лишь зародыш будущего класса и не был способен к самостоятельному политиче-
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 261
скому действию. Он являлся лишь угнетенной, страдающей массой, способной в своей беспомощности ждать избавления только от какой-нибудь внешней, высшей силы.
Это историческое положение отразилось и на учениях основателей социализма. Незрелому капиталистическому производству, невыясненности взаимного положения классов соответствовали и незрелые теории. Приходилось изобретать, а не открывать решение общественных задач, еще окутанное туманом неразвитых экономиче- ских отношений. Очевидны были только недостатки общественного строя, найти же средства к их устранению казалось задачей мысля-щего разума. Требовалось изобрести новую, самую совершенную систему человеческих отношений и привить ее существующему обществу посредством пропаганды, а по возможности и посредством примера образцовых учреждений по новой системе. Эти новые социальные системы были заранее обречены оставаться утопиями, и чем старательнее разрабатывались их подробности, тем дальше уносились они в область чистой фантазии.
Утопическая сторона социалистических теорий теперь уже всецело отошла в область истории, и мы не будем останавливаться на ней ни минуты долее, предоставив литературным лавочникам а 1а Дюринг самодовольно перетряхивать эти смешные фантазии и любоваться трезвостью своего образа мыслей по сравнению с подобным "сумасбродством". Мы гораздо охотнее постараемся найти под фантастическим покровом зародыши гениальных идей, всюду разбросанные в теориях великих утопистов, но незаметные для слепых филистеров.
[Сен-Симона можно назвать сыном Великой французской революции, при начале которой он не достиг еще тридцатилетнего возраста. Революция была победой третьего сословия, т.е. большинства нации, занятого в производстве и торговле, над до тех пор привилегированными сословиями - дворянством и духовенством. Но победа третьего сословия оказалась в действительности победой маленькой части этого сословия; она свелась к завоеванию политической власти социально-привилегированной частью его, имущей буржуазией. К тому же эта буржуазия быстро развилась еще в процессе революции, с одной стороны, при помощи спекуляции конфискованными и затем проданными земельными владениями дворянства и церкви, с другой -путем надувательства нации военными поставщиками. Именно господство этих спекулянтов привело в эпоху директории Францию и революцию на край гибели и дало вместе с тем предлог Наполеону для его государственного переворота. Таким образом,
262 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
в голове Сен-Симона противоположность между третьим сословием и привилегированными сословиями приняла форму противоположности между "рабочими" и "праздными". Последними являлись не только старые привилегированные, но и все те, кто не принимал участия в производстве и торговле, жил на свою ренту. А "рабочими" были не только наемные рабочие, но и фабриканты, купцы, банкиры. Что праздные потеряла способность к духовному руководству и полити-ческому господству,- не подлежало никакому сомнению и оконча-тельно было доказано революцией. Что обездоленные не обладали этой способностью, об этом, по мнению Сен-Симона, свидетельствовал опыт эпохи террора. Кто же должен был руководить и господствовать? По мнению Сен-Симона - наука и промышленность, объединенные новой религиозной связью, необходимо мистическим и строго иерархическим "новым христианством", которое должно было восстановить | разрушенное со времени реформации единство религиозных воззрений. Но наука - это были ученые, а промышленность - в первую очередь активные буржуа, фабриканты, купцы, банкиры. Правда, эти буржуа должны были стать чем-то вроде государственных чиновников, доверенных лиц всего общества, но по отношению к рабочим они сохраняли распорядительные функции, а также привилегированное экономическое положение. Что касается банкиров, то они были призваны регулировать все общественное производство при помощи регулирования кредита. Такой взгляд вполне соответствовал той эпохе, когда во Франции крупная промышленность, а вместе с ней противоположность между буржуазией и пролетариатом, только начала развиваться. Но что Сен-Симон особенно подчеркивает, так это следующее: всюду и всегда его в первую очередь интересует судьба "самого многочисленного и самого бедного класса" [("da classe la plus nombreuse et la plus pauvre")].
Уже в "Женевских письмах" Сен-Симона мы находим положение, что "все люди должны работать"; в том же произведении он утверждает, что господство террора во Франции было господством неимущих масс.
"Посмотрите, - взывает он к этим массам, - что произошло во Франции, когда там господствовали ваши братья: они создали голод!" Нужна была гениальная проницательность, чтобы в 1802 г. понять, что французская революция была классовой борьбой, и не только между дворянством и буржуазией, но также между дворянством, буржуазией и неимущими массами. В 1816 г. Сен-Симон заявляет, что политика есть наука о производстве и заранее предсказывает ее полнейшее поглощение экономикой. Если понятие о проис-
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 263
хождении политических учреждений из экономических основ видно лишь в зародыше, зато совершенно ясно выражена та мысль, что по-литическая власть над людьми должна превратиться в управление вещами, в заведывание процессами производства, т. е. прийти к "упразднению государства", о котором так много шумели в последнее время.
С таким же превосходством над современниками Сен-Симон заявляет в 1814 г., - тотчас по вступлении союзников в Париж, - а затем в 1815 г. (во время войны ста дней), что союз Франции с Англией и этих двух стран с Германией представляет единственную гарантию мирного развития и процветания Европы. Нужно было больше мужества и исторической дальнозоркости, чтобы в 1815 г. проповеды-вать французам союз с победителями при Ватерлоо, чем чтобы вести
словесную войну с немецкими профессорами.
Если гениальная широта взглядов Сен-Симона позволила ему уловить зародыши почти всех позднейших социалистических идей, не относящихся к области чистой экономии, то Фурье, со своей стороны, дает нам глубоко захватывающую критику существующего общественного строя, выраженную при этом с чисто французским остроумием. Он ловит на слове вдохновенных пророков дореволюционной буржуазии и ее подкупленных льстецов новейшего времени. Он беспощадно раскрывает всю материальную и моральную нищету буржуазного мира и сопоставляет ее с блистательными обещаниями наступления царства разума, цивилизации, несущей счастье всем, и бесконечного совершенствования человеческого рода; он показывает, какая жалкая действительность соответствует напыщенным хвалеб-ным речам современных ему буржуа-идеологов, и изливает весь свой
сарказм на это окончательное фиаско фразы. Благодаря живости своей натуры Фурье является не только критиком, но и сатириком, и даже одним из величайших сатириков всех времен. Сильными и меткими штрихами рисует он спекулятивные плутни и мелко-торгашеский дух, овладевший французской торговлей послереволюционного периода. Еще удачнее его сатирическое изображение отношений полов в буржуазном обществе и положения в нем женщины. Ему первому принадлежит мысль, что степень свободы, достигнутая данным обществом, должна измеряться большей или меньшей свободой женщины в этом обществе.
Но выше всего поднимается Фурье в своем взгляде на историю человеческих обществ. Весь предшествующий ход ее он разделяет на четыре ступени развития: дикое состояние, варварство, патриархат и цивилизация. Под последней он разумеет существующий
264 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
буржуазный строй, начавшийся с XVI столетия, и показывает, как "эта цивилизация делает сложным, двусмысленным, двуличным и лицемерным каждый порок, остававшийся в простом виде при варварстве". Он указывает на "заколдованный круг" непобедимых и вечно возобновляющихся противоречий, в котором движется цивилизация, всегда достигая результатов, противоположных тем, к которым, искренно или притворно, она стремится. Например, по его словам, "в цивилизации бедность порождается самим избытком". Очевидно, Фурье также мастерски владел диалектикой, как и его современник Гегель. С той же самой диалектической точки зрения он утверждает, вопреки господствовавшей тогда теории о бесконечной способности человека к совершенствованию, что не только каждый исторический фазис имеет свой период роста и упадка, но что и все человечество, в конце концов, обречено на исчезновение. Эта идея Фурье заняла в исторической науке такое же место, какое заняла в естествознании идея Канта о конечном разрушении земного шара.
В то время как над Францией проносился ураган революции, в Англии совершался менее шумный, но не менее могущественный переворот. Пар и машины превратили мануфактуру в современную крупную промышленность и тем самым революционизировали все основы буржуазного общества. Медленный, сонливый ход мануфактуры превратился в настоящий "период бурных стремлений" промышленности. Разделение общества на крупных капиталистов и лишенных всякого имущества пролетариев совершалось с постоянно возраставшей быстротой, разрушая промежуточные состояния. Устойчивый средний класс старого времени превратился теперь в колеблющуюся, неустойчивую массу ремесленников и мелких торговцев, ведущих необеспеченный образ жизни и составляющих наиболее текучую часть населения. Новый способ производства находился еще на первых ступенях своего восходящего развития; он был еще нормальным, правильным, единственно возможным при данных условиях способом производства, а между тем он успел уже породить вопиющие общественные бедствия. Масса бездомного населения скопилась в отвратительнейших закоулках больших городов; разрушились традиционные связи, патриархальный семейный быт, даже самая семья; крайнее удлинение рабочего дня изнуряло непосильной работой, по преимуществу, детей и женщин; испорченность нравов в среде рабочего населения, внезапно брошенного в совершенно новые условия существования, из деревни в город, из земледелия в промышленность, достигла поражающих размеров. И вот, за реформу общественных отношений, порождающих такие бедствия, взялся Роберт Оуэн,
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 265
29-летний фабрикант, соединявший редкую способность руководить людьми с возвышенной и почти детской простотой характера. Он, усвоил себе материалистическое учение XVIII века об образовании человеческого характера из взаимодействия, с одной стороны, унаследованной организации, а с другой-условий, окружающих человека, в особенности в период его развития.
Большинство его собратьев по положению видело в промышленной революции только беспорядок и хаос, годный для ловли рыбы в мутной воде и для быстрого обогащения. Оуэн искал в ней благоприятных условий для осуществления своей любимой идеи, вносящей порядок в хаос. Он уже пытался, и не без успеха, применить ее в Манчестере, в качестве директора фабрики, занимавшей 500 рабочих. С 1800 по 1829 год он управлял большой бумагопрядильной фабрикой в Нью-Лэнарке, в Шотландии, и, будучи компаньоном в предприятии, действовал здесь с большей свободой и с таким успехом, что вскоре его имя сделалось известным всей Европа. Население Нью-Лэнарка, постепенно возросшее до 2500 человек и состоявшее из крайне смешанных и, по большей части, сильно развращенных элементов, он превратил в образцовую колонию, в которой пьянство, полиция, тюрьмы, суды, благотворительность и надобность в ней стали неизвестными вещами. Он достиг своей цели единственно тем, что поставил рабочих в условия, более сообразные с человеческим достоинством, и в особенности заботился о хорошем воспитании подрастающего поколения. В Нью-Лэнарке были впервые введены детские сады, придуманные Оуэном. В них принимали детей, начиная с двухлетнего возраста, и так хорошо занимала их, что родители с трудом могли увести домой разыгравшихся питомцев. Рабочий день был уменьшен в Нью-Лэнарке до 10 1/2 часов, тогда как на соперничавших с ним фабриках работа длилась до 13 и 14 часов. А когда хлопчатобумажный кризис принудил к четырехмесячной остановке работ, рабочие продолжали получать полную плату. И при всем том, фабрика удвоила свою стоимость и постоянно приносила своим собственникам отличный доход.
Но все это не удовлетворяло Оуэна. Положение, в которое он поставил своих рабочих, в его глазах далеко не соответствовало человеческому достоинству. "Эти люди - мои рабы", говорил он; сравнительно благоприятные условия существования рабочих Нью-Лэнарка были далеко недостаточны для всестороннего развития их ума и характера, не говоря уже о свободном приложении сил и способностей. "А между тем трудящаяся часть этих 2 500 человек создала такое-количество реального богатства, для производства которого полвека
266 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
тому назад потребовался бы труд 600 000 человек. Я спросил себя:
куда девается разность между количеством продуктов, потребляемых этими 2 500 рабочими, и тем количеством, которое потребовалось бы для прежних 600 000?" Ответ был ясен. Эта разность получалась собственниками фабрики в виде 300 000 фунтов стерлингов (6 000 000 марок) ежегодного дохода, сверх 5% на основной капитал предприн-тия. Этот ответ еще в большей степени, чем к Нью-Лэнарку, был применим ко всем остальным фабрикам Англии. "Без нового источника богатства, созданного машинами, не было бы возможности вести вой-ны для свержения Наполеона и поддержания аристократических принципов общественного устройства. И эта новая сила была делом рук рабочих". [1] Им поэтому должны принадлежать плоды ее. Новые могучие силы производства, служившие до сих пор только обогащению единиц и порабощению масс, представлялись Оуэну основами общественного преобразования и должны были служить благосостоянию всех в качестве общественной собственности.
В такой деловой обстановке, основанной, так сказать, на торговом счетоводстве, возник коммунизм Оуэна и до конца сохранил свой практический характер. Так, в 1823 г. Оуэн составил проект земледельческих колоний с целью устранения ирландских бедствий и приложил к нему подробное вычисление необходимого основного капитала, ежегодных издержек и предполагаемых доходов. В своем
окончательном плане будущего строя Оуэн обращает особенное внимание на техническую сторону дела, тщательно разрабатывает все подробности, прилагает при этом планы, чертежи и рисунки, и все это с таким знанием дела, что если принять его метод общественных реформ, то очень немного можно сказать против подробностей, даже с точки зрения специалиста.
Переход к коммунизму был поворотным пунктом в жизни Оуэна. Пока его деятельность была простой филантропией, она доставляла
ему богатство, всеобщее одобрение, почет и славу. Он был тогда популярнейшим человеком в Европе. Его речам благосклонно внимали не только его товарищи по общественному положению, но даже сами государи и министры. Но лишь только он выступил со своими коммунистическими теориями,-показалась оборотная сторона медали. Три великих препятствия заграждали, по его мнению, путь к общественным реформам: частная собственность, религия и современная
--------------------------------
[1 Из записки "The revolution in Mind and Practice", адресованной всем "красным республиканцам, коммунистам и социалистам" Европы и французскому временному правительству 1848 г., но поданной также "королеве Виктории и ее ответственным советникам"].
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 267
форма брака. Начиная борьбу с этими препятствиями, он знал, что ему предстоит стать отверженным среди официального общества и потерять свое социальное положение; но эти соображения ни на волос не убавили энергии его нападения. Произошло именно то, что он предвидел: его изгнали из официального общества; игнорируемый прессою, обедневший благодаря неудачным коммунистическим опытам в Америке, поглотившим все его состояние, он обратился прямо к рабочему классу и трудился в его среде еще тридцать лет. Все общественное движение, все действительные успехи, достигнутые рабочим классом Англии, связаны с именем Оуэна. Так, в 1819г., благодаря его пятилетним усилиям, прошел первый закон, ограничивающий работу женщин и детей на фабриках. Под его председательством собрался первый конгресс, на котором трэд-юнионы всей Англии соединились в один большой, всеобщий профессиональный союз, Он жа организовал, в качестве переходных ступеней к совершенно-коммунистическому общественному строю, впервые кооперативные товарищества (потребительные и производственные), полезные уже одним тем, что они доказали полную возможность обходиться без купцов и фабрикантов. Кроме того, он устроил рабочие базары, на которых продукты обменивались при помощи бумажных денег, единицей которых служили часы труда. Эти базары неизбежно должны были потерпеть неудачу, но они вполне предвосхитили позднейший прудоновский обменный банк, от которого они отличались лишь тем, что не возводились своим изобретателем в универсальное средство от всех зол, а предлагались только как первый шаг к более радикальному переустройству всего общества.
Таковы те люди, на которых суверенный г. Дюринг взирает с высоты своей "окончательной истины в последней инстанции" с презрением, примеры чему мы привели во введении. И это презрение в известном смысле имеет для себя достаточное основание: оно покоится, в сущности, на истинно ужасающем невежестве относительно сочинений трех утопистов. Так, о Сен-Симоне говорится, что основная его идея. по существу, была верна, и, если оставить в стороне некоторые односторонности, она и теперь может дать толчок к действительному творчеству". Несмотря, однако, на то, что г. Дюринг действительно, повидимому, держал в своих руках некоторые сочинения Сен-Симона, мы на протяжении всех 27 печатных страниц, которые посвящены ему, напрасно искали бы "основных идей" Сен-Симона, как прежде напрасно искали, что, собственно, "должна означать у самого Кенэ" его экономическая таблица, и, в конце концов, мы должны удовлетвориться фразой о том, что "воображение и
268 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
филантропический аффект... с соответствующим напряжением фантазии господствовали над всем кругом идей Сен-Симона". У Фурье он знает и рассматривает только изображенные в романтических деталях фантазии будущего, что, впрочем, "гораздо важнее" для констатирования бесконечного превосходства г. Дюринга над Фурье, чем для исследования того, как последний "мимоходом пытается критиковать существующий строй". Мимоходом! Ведь почти на каждой странице в его произведениях блестят искры сатиры и критики вопиющих дефектов многопрославленной цивилизации! Это все равно, как если бы кто-нибудь сказал, что г. Дюринг только "мимоходом" провозглашает г. Дюринга величайшим мыслителем всех времен! Что же касается двенадцати страниц, посвященных Роберту Оуэну, то для них г. Дюринг не имеет абсолютно никаких других источников, кроме жалкой биографии филистера Сарджента, который, в свою очередь, не знал важнейших сочинений Оуэна - о браке и о коммунистическом строе. И только поэтому, вероятно, г. Дюринг осмеливается утверждать, что у Оуэна "нельзя предполагать решительного коммунизма". Во всяком случае, если бы г. Дюринг держал хотя бы в руках "Book of the New Moral World", он нашел бы в этой книге резко-выраженным не только самый решительный коммунизм, с равной обязанностью труда и равным правом на продукт, - соответственно возрасту, как всегда прибавляет Оуэн, - но также и вполне разработанную систему устройства коммунистической общины будущего с планами, чертежами и общими замечаниями. Впрочем, если "непосредственное изучение подлинных сочинений представителей социалистических идей" ограничить, как это делает г. Дюринг, знакомством с заголовками или, в крайнем случае, эпиграфами к немногим из их сочинений, то ничего не остается, как только изрекать подобные плоские или прямо нелепые утверждения. Оуэн не только проповеды-вал "решительный коммунизм", но он также практиковал его в течение пяти лет (в конце 30-х и начале 40-х гг.) в колонии Гармони-Голль в Гемпшире, в которой коммунизм не оставлял желать ничего в смысле радикализма. Я лично знал некоторых бывших участников этого коммунистического эксперимента. Но обо всем этом, как вообще о деятельности Оуэна между 1836 и 1850 гг., Сарджент абсолютно ничего не знал, а потому и "более глубокая историография" г. Дюринга остается по этому вопросу в дебрях невежества. Г-н Дюринг называет Оуэна "истинным чудовищем филантропической навязчивости". И хотя тот же Дюринг рассказывает нам о содержании книг, с которыми он едва знаком по заголовкам и эпиграфам, мы все-таки остерегаемся, в свою очередь, сказать, что он сам представ-
ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК 269
ляет "во всех отношениях истинное чудовище невежественной навязчивости", так как в наших устах это будет названо "руганью".
Утописты, как мы видели, были утопистами потому, что они не могли быть ничем иным в эпоху, когда капиталистическое производство было еще так слабо развито. Они принуждены были конструировать элементы нового общества из своей головы, ибо эти элементы еще не вырисовывались ясно для всех в недрах самого старого общества ; набрасывая план нового здания, они были принуждены ограничиваться обращением к разуму, так как они еще не могли апеллировать к современной им истории. Если же теперь, почти через 80 лет после их выступления, г. Дюринг появляется на сцене с претензией вывести "руководящую" систему нового общественного строя не из наличного исторически развившегося материала как его необходимый результат, а из своей суверенной головы, из своего чреватого окончательными истинами разума, то он, который повсюду чует эпигонов, сам является только эпигоном утопистов, - новейшим утопистом. Он называет утопистов "социальными алхимиками". Пусть так! Алхимия в свое время была необходима. Но с тех пор крупная промышленность развила скрывающиеся в капиталистическом способе производства противоречия в столь вопиющие антагонизмы, что приближающийся крах этого способа производства может быть, так сказать, нащупан руками. Новые производительные силы могут сохраниться и развиваться далее лишь при введении нового, соответствующего их нынешней стадии развития способа производства. Постоянная борьба между двумя классами, созданными существующим способом производства, порождающим все большее и большее обострение классовых отношений, охватила все цивилизованные страны и разгорается с каждым днем, так что, наконец, уже достигнуто понимание этого исторического процесса и условий ставшего благодаря ему необходимым социального преобразования, а также и главных характерных свойств последнего. Если г. Дюринг и теперь фабрикует "утопию" нового общественного строя не из наличного экономического материала, а извлекает ее просто из своего высочайшего черепа, то далеко недостаточно сказать, что он занимается "социальной алхимией". Нет, он поступает хуже, чем тот, кто, после открытия законов современной химии, вздумал бы воскресить старую алхимию и пожелал бы воспользоваться атомным весом, молекулярными формулами, валентностью атомов, кристаллографией и спектральным анализом для открытия философского камня.
II. ОЧЕРК ТЕОРИИ.
Материалистическое понимание истории зиждется на том положении, что производство, а вслед за производством и обмен продуктов, служат основанием всякого общественного строя: что в каждом историческом обществе распределение продуктов, а с ним и расчленение общества на классы или сословия, зависят от того, как и что производится этим обществом и каким способом обмениваются произведенные продукты. Отсюда следует, что коренных причин социальных переворотов нужно искать не в головах людей, не в растущем понимании ими вечной истины и справедливости, а в изменении способа производства и обмена; другими словами - не в философии, а в экономии данной эпохи. Пробудившееся сознание неразумности и несправедливости существующих общественных отношений, убеждение в том, что "Vernunft Unsinn, Wohltat Plage geworden ist" (безумством мудрость стала, злом-благо), служит лишь указанием того, что в способах производства и в формах обмена постепенно совершались изменения, настолько значительные, что им уже не соответствует общественный порядок, выкроенный по мерке старых экономических условий. Из сказанного ясно, что и средства для устранения сознанного зла должны заключаться - в более или менее развитом виде - в самих изменившихся условиях производства. Ум человеческий не может изобрести эти средства; он должен открыть их в данных материальных явлениях производства.
Что ж сказать, на основании этого, о современном социализме?
Всеми признано, что существующий общественный строй создан господствующим теперь классом - буржуазией. Свойственный буржуазии способ производства, обозначаемый со времени Маркса именем капиталистического, не мирился с местными и сословными привилегиями, равно как и с теми взаимными связями между личностями, которые существовали в феодальном обществе; буржуазия разрушила феодальный порядок и воздвигла на его развалинах буржуазный общественный строй, царство свободной конкуренции, свободы передвижения, равноправности товаровладельцев, словом,
ОЧЕРК ТЕОРИИ 271
всех буржуазных прелестей. Капиталистический способ производства мог развернуться теперь на полном просторе. С тех пор как пар и машины превратили старую мануфактуру в крупную промышленность, выработавшиеся под управлением буржуазии производительные силы стали развиваться с неслыханной прежде быстротой и в небывалых размерах. Но точно так же, как мануфактура и усовершенствовавшиеся под ее влиянием ремесла пришли некогда в столкновение с феодальными узами цехов, крупная промышленность,, на более высокой ступени своего развития, приходит в столкновение с узкими пределами, которыми ограничивает ее капиталистический способ производства. Новые производительные силы переросли буржуазные формы их эксплоатации. Это противоречие между производительными силами и способом производства не выдумано людьми, - подобно противоречию между первородным грехом и божественной справедливостью, - а существует в действительности, объективно, вне нас, независимо от воли и поведения даже тех людей, деятельностью которых оно создано. Современный социализм есть не что иное, как умственное отражение этого фактического противоречия, идеальное отражение его в головах, прежде всего класса, страдающего от него непосредственно, т. е. класса рабочих.
В чем же состоит это противоречие?
До появления капитализма, т. е. в средние века, всюду существовало мелкое производство, основанное на частной собственности производителей по отношению к средствам производства; в деревне господствовало земледелие мелких, свободных или крепостных, крестьян, в городах - ремесло. Орудия труда - земля, земледельческие орудия, мастерские и инструменты ремесленников-были орудиями труда отдельных лиц, рассчитанными лишь на единоличное употребление, и, следовательно, по необходимости оставались мелкими, несовершенными, ограниченными. Но потому-то они и принадлежали самим производителям. Историческая роль капитализма и его носительницы - буржуазии - заключалась именно в концентрировании этих рассеянных мелких средств производства, в придании им более широких размеров, в превращении их в современные могучие рычаги производства. Как выполняла она эту роль, начиная с XV столетия, на трех различных исторических ступенях производства: простой кооперации, мануфактуры и крупной промышленности, - подробно изображено в IV отделе "Капитала" Маркса. Но там же показано, что, превращая ограниченные средства производ-ства в громадные современные производительные силы, буржуазия не могла не превратить их вместе с тем из частных в общественные,
272 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
приводимые в действие лишь усилиями многих людей. Вместо самопрялки, ручного ткацкого станка, кузнечного молота появились прядильные машины, механический ткацкий станок, паровой молот;
вместо маленьких мастерских - громадные фабрики, требующие соединенного труда сотен и тысяч рабочих. Подобно средствам производства, и само производство превратилось из ряда разрозненных усилий единиц в ряд общественных действий, а продукты из произведения отдельного лица - в произведения всего общества. Пряжи, ткани, металлические товары, выходящие теперь из фабрик и заводов, представляют собою продукт труда множества рабочих, которые поочередно прилагали к ним свои усилия, прежде чем придали им окончательную форму. Никто в отдельности не может сказать о них: "это сделал я, это мой продукт".
Но в обществе, производство которого основано на естественно выросшем, постепенно развившемся без всякого плана разделении труда, продукты неизбежно принимают форму товаров, обмен которых, купля и продажа, дает отдельным производителям возможность удовлетворять свои разнообразные потребности. Так и было в средние века. Крестьянин, например, продавал ремесленнику земледельческие продукты и покупал у него ремесленные произведения. В это-то общество разъединенных товаропроизводителей вклинился новый способ производства. Среди естественно выросшего, без всякого плана сложившегося разделения труда между членами всего общества возникло разделение труда на фабриках, организованное по обдуманному плану; рядом с индивидуальным производством появилось общественное производство.
Продукты того и другого продавались на одних и тех же рынках, а следовательно, по ценам, по крайней мере, приблизительно равным. Но организация, созданная по обдуманному плану, была могущественнее естественно выросшего разделения труда; продукты общественного фабричного труда стоили дешевле продуктов мелких, разъединенных производителей. Индивидуальное производство терпело одно поражение за другим, общественное производство революционизировало, наконец, весь старый способ производства. Революционный характер его, однако, так мало сознавался, что оно вводилось именно ради усиления и поощрения товарного производства. Оно возникло в непосредственной связи с известными, уже раньше его существовавшими двигателями товарного производства: торговым капиталом, ремеслами и наемным трудом. Выступая лишь в виде новой формы товарного производства, оно оставляло в полной силе свойственные этому производству формы присвоения.
ОЧЕРК ТЕОРИИ 273
При средневековом производстве товаров вопрос о том, кому должны принадлежать продукты труда, не мог даже и возникнуть. Они выделывались каждым отдельным производителем из собственного материала, часто им же самим произведенного, собственными орудиями и собственными руками или руками семьи. Такому производителю незачем было присваивать себе свои продукты, они принадлежали ему по самому существу дела. Следовательно, право собственности на продукты основывалось на личном труде. Даже там, где посторонняя помощь имела место в производстве, она в большинстве случаев играла лишь второстепенную роль и вознаграждалась не одною лишь заработною платой: цеховой ученик и подмастерье работали не столько ради платы или содержания, сколько ради собственного обучения и подготовки к званию самостоятельного мастера. Но вот началась концентрация средств производства в больших мастерских и мануфактурах, превращение их на деле в общественные средства производства. И с этими общественными средствами и продуктами продолжали поступать так, как будто они попрежнему оставались средствами производства и продуктами труда отдельных лиц. Если до сих пор производитель, бывший одновременно и собственником орудий труда, присваивал себе свой продукт, в котором чужой труд участвовал лишь в виде исключения, то теперь собственник орудий труда продолжал присваивать себе продукты, хотя они производились уже не его, а исключительно чужим трудом. Таким образом, продукты общественного труда стали присваиваться не теми, кто работал с помощью его орудий и был настоящим производителем его продуктов, а капиталистами. Средства производства и само производство по существу своему стали общественными; но они были подчинены форме присвоения, основанной на частном единичном производстве, свойственном тому времени, когда каждый владел своим собственным продуктом и сам выносил его на рынок. Новая форма производства подчинилась старой форме при-своения, несмотря на то, что она совершенно разрушила ее основы 1.
-------------------------------
1 Само собой понятно, что, хотя форма присвоения и осталась прежней, но характер его вследствие вышеописанного процесса изменился столь же радикально, как и характер самого производства. Большая разница, присваиваю ли я продукт своего собственного или продукт чужого труда. Заметим мимоходом, что наемный труд, который скрывает в себе зародыш всего капиталистического производства, существует с давних времен. В одиночной, случайной форме мы встречаем его в течение столетий рядом с рабством. Но скрытый зародыш не мог развиваться в капиталистический способ производства раньше, чем созрели необходимые для него исторические условия.
274 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
Это противоречие, сообщившее новому способу производства его капиталистический характер, заключало в себе зародыши всех современных противоречий. И чем полнее становилось господство нового способа производства во всех наиболее значительных отраслях труда, во всех наиболее влиятельных в экономическом отношении странах, чем дальше оттеснял он незначительные остатки единичного производства, тем резче должна была выступать несовместимость общественного производства с капиталистическим присвоением
Первые капиталисты застали, как мы видели, форму наемного труда уже готовою. Но наемный труд существовал лишь в виде исключения, побочного занятия, переходного положения для рабочего. Земледелец, нанимавшийся по временам на поденную работу, имел свой собственный клочок земли, продуктами которого он мог жить в случае крайности. Цеховые уставы заботились о том, чтобы сегодняшний подмастерье завтра становился мастером. Но все изменилось, лишь только средства производства приобрели общественный характер и сконцентрировались в руках капиталистов. Средства производства и продукты единичных производителей все более и более обесценивались, и их владельцам не оставалось ничего иного, как наниматься к капиталистам. Наемный труд, существовавший раньше в виде исключения и подсобного промысла, стал общим правилом, основою всего производства; из побочного он превратился в единственное занятие рабочих. Временный наемный рабочий превратился в пожизненного. Масса наемных рабочих чрезвычайно увеличилась благодаря одновременному разрушению феодального порядка, роспуску свит феодалов, изгнанию крестьян из их усадеб и пр. Совершился полный разрыв между средствами производства, сконцентрированными в руках капиталистов, и производителями, лишенными всего, кроме рабочей силы. Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением проявилось в антагонизме между пролетариатом и буржуазией.
Мы видели, что капиталистическое производство вклинилось в общество, состоявшее из отдельных товаропроизводителей, связанных между собою лишь посредством обмена своих продуктов. Но особенность каждого общества, основанного на производстве товаров, заключается в том, что в нем производители теряют власть над своими собственными общественными сношениями. Каждый производит сам по себе, сколько позволяют случайно имеющиеся в его распоряжении средства производства, для удовлетворения своих
ОЧЕРК ТЕОРИИ 275
потребностей при посредстве обмена. Никто не знает, сколько появится на рынке того продукта, который он производит, и в каком количестве он может найти потребителей; никто не знает, найдет ли потребителя его товар, окупит ли он издержки производства да и, вообще, будет ли он продан. В общественном производстве господствует анархия. Но товарное производство, как и всякая другая форма производства, имеет свои, присущие ему и неотделимые от чего законы, которые проявляются, несмотря на анархию, в анархии и посредством анархии. Эти законы проявляются в единственно сохранившейся форме общественной связи - в обмене, и подчиняют себе производителей как принудительные законы конкуренции. Они не известны вначале самим производителям и открываются ими лишь постепенно, путем долгого опыта. Следовательно, они действуют без участия производителей и против них столь же неотразимо и слепо, как законы природы. Продукт господствует над производителем.
В первые столетия средних веков производство было рассчитано главным образом на собственное потребление. Оно удовлетворяло прежде всего потребности самого производителя и его семьи. Там же, где, как в земледелии, существовала личная зависимость, производство удовлетворяло также потребности феодального господина. Следовательно, здесь не существовало обмена, и продукты не принимали характера товара. Крестьянская семья сама производила все, для нее нужное: орудия и одежду, так же как и пищу. Производить на продажу она начинала только тогда, когда у нее оставался излишек от собственного потребления, и после уплаты натуральных повинностей господину; этот пущенный в обмен излишек становился товаром. Городские ремесленники должны были,. конечно, с самого начала производить для обмена. Но и они производили большую часть нужных им предметов; они имели сады и небольшие поля, пасли свой скот в общинном лесу, который, кроме того, доставлял им строительный материал и топливо; женщины пряли лен и шерсть и т. д. Производство с целью обмена,- производство товаров,-еще только возникало. Отсюда - ограниченность обмена, ограниченность рынков, устойчивость форм производства, местная замкнутость от внешнего мира, местная связь производителей,-марка, т. е. поземельная община, в деревнях, цехи в городах.
Но с расширением производства для сбыта и именно с выступлением на историческую сцену капитализма, законы товарного производства, до тех пор как бы погруженные в дремоту, стали
276 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
действовать с большей силой и ясностью. Старые связи были разру- шены, старые рамки разбиты, и производители все более и более обращались в разъединенных и независимых товаропроизводителей. Анархия общественного производства выступила наружу и принимала все бОльшие и бОльшие размеры. А между тем главнейшее орудие, с помощью которого капитализм усиливал анархию в общественном производстве, представляло собою прямую противоположность анархии: оно состояло в усилении общественной организации производства в каждом отдельном промышленном предприятии. С помощью этого рычага капиталистический способ производства покончил со старым мирным застоем. Проникая в данную отрасль промышленности, он изгонял из нее старые методы производства. Становясь господствующим в данной сфере ремесла, он уничтожал старый характер этого ремесла. Поле труда стало полем сражения. Великие географические открытия и последовавшая за ними колонизация умножили места сбыта и ускорили превращение ремесла в мануфактуру. Борьба не ограничивалась уже местными, единичными производителями; соперничество отдельных местностей разрослось, в свою очередь, до размеров национальной борьбы, до торговых войн XVII и XVIII столетий. Наконец, крупная промышленность и всемирный рынок сделали эту борьбу всемирной и в то же время придали ей неслыханную напряженность. От обладания естественными или искусственно созданными выгодными условиями производства зависит теперь существование не только отдельных капиталистов, но и целых отраслей промышленности и даже целых стран. Побежденные безжалостно устраняются. Это - дарвиновская борьба за существование отдельных особей, возведенная в степень и перенесенная из царства природы в человеческое общество. Естественное состояние животных представляется венцом человеческого развития. Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением выступает наружу как противоположность между организацией производства на отдельных фабриках и анархией производства во всем обществе.
В этих двух формах проявления того противоречия, которое имманентно ему в силу его происхождения, безвыходно движется капиталистическое производство, описывая "заколдованный круг", указанный еще Фурье. Но во времена Фурье, во всяком случае, невозможно было еще видеть, что этот круг постоянно суживается, что движение производства идет по спирали и, подобно движению планет, должно закончиться столкновением с центром. Неумолимая сила общественной анархии производства превращает постоянно
ОЧЕРК ТЕОРИИ 277
возрастающее большинство человечества в пролетариев, а пролетариат, в свою очередь, положит конец анархии производства. Та же неумолимая сила социальной анархии производства превращает возможность бесконечного усовершенствования машин, служащих крупной промышленности, в безусловную обязанность для каждого отдельного капиталиста беспрерывно совершенствовать свои машины под страхом разорения. Но совершенствовать машины значит делать излишним человеческий труд. Если введение и распространение машин означало вытеснение миллионов работников ручного труда немногими рабочими при машинах, то усовершенствование машин означает все более и более сильное вытеснение самих рабочих при машинах и образование усиленного предложения рабочих рук, превышающее средний спрос на них со стороны капитала. Масса незанятых рабочих образует промышленную резервную армию, как я назвал ее еще в 1845 г.,1 являющуюся к услугам производства, когда оно работает на всех парах, и выбрасываемую на мостовую крахом, неизбежно следующим за каждым оживлением. Эта армия, постоянно висящая свинцовой гирей на ногах рабочего класса в борьбе за существование между ним и капиталом, служит регулятором рабочей платы, постоянно удерживая ее на низком уровне, соответственно потребностям капиталистов. Таким образом выходит, что машина, говоря словами Маркса, является сильнейшим оружием капитала против рабочего класса, что орудие труда постоянно вырывает хлеб из рук трудящегося и собственный продукт рабочих превращается в средство для их порабощения. Оказывается, что сбережение в издержках производства является в то же время самой беззастенчивой растратой рабочей силы и хищничеством по отношению к нормальным условиям труда; что машина, это сильнейшее средство сокращения рабочего времени, превращается в самое верное средство обращения всей жизни рабочего и его семьи в рабочее время, всегда готовое к услугам капитала. Оказывается, что чрезмерный труд одной части рабочего класса обусловливает полную безработицу другой его части, что крупная промышленность, по всему свету гоняющаяся за потребителями, доводит у себя дома потребление рабочих масс до ничтожного минимума и таким образом подрывает свой собственный рынок. "Закон, по которому относительное перенаселение или резервная промышленная армия постоянно находится в равновесии с размером и силою
------------------------------
1 "Lage der arbeitenden Klasse in England", p. 109. ("Положение рабочего класса в Англии".)
278 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
накопления,-этот закон приковывает рабочего к капиталу крепче, чем молот Гефеста приковал Прометен к скале. Он обусловливает соответствующее накоплению богатства на одном полюсе накопление нищеты, изнурения, рабства, невежества, огрубения и нравственного вырождения на противоположном полюсе, т. е. в среде того класса, продукт труда которого становится капиталом" (Marx, Kapital, p. 671). Требовать от капиталистического способа производства другого распределения продуктов было бы столь же основательно, как требовать, чтобы электроды батареи, оставаясь в соединении с нею, перестали разлагать воду и собирать на положительном полюсе кислород, а на отрицательном - водород.
Мы видели, как способность к усовершенствованию, доведенная современными машинами до высочайшей степени, превратилась, вследствие анархии общественного производства, в неумолимый закон, принуждающий отдельных капиталистов-промышленников постоянно улучшать свои машины и увеличивать их производительную силу. В такой же принудительный закон превращается для них и простая фактическая возможность расширять размеры своего производства. Громадная способность крупной промышленности к расширению, перед которой расширяемость газов оказывается детской игрушкой, проявляется теперь в виде потребности расширять ее и качественно и количественно, несмотря на все препятствия. Эти препятствия создаются условиями потребления, сбыта, рынков для продуктов крупной промышленности. Способность рынков как к экстенсивному, так и к интенсивному расширению определяется совсем иными законами, действующими с гораздо меньшей энергией. Расширение рынков не может итти в уровень с расширением производства. Отсюда столкновение, неизбежное, пока существует капиталистическое производство, а потому повторяющееся периодически. Капиталистическое производство попадает в новый "заколдованный круг".
И действительно, начиная с 1825 г., когда разразился первый общий кризис, весь промышленный и торговый мир, производство и обмен всех цивилизованных народов, равно как и их более или менее варварских соседей, приблизительно раз в десять лет сходят с рельсов. Торговля останавливается, рынки переполняются массой не находящих сбыта продуктов, наличные деньги исчезают из обращения, кредит уничтожается, фабрики останавливаются, рабочие лишаются всяких средств к существованию именно по той причине, что они произвели эти средства в слишком большом количестве; банкротства следуют за банкротствами, аукцион сменяется аукцно-
ОЧЕРК ТЕОРИИ 279
ном. Застой длится целые годы, массы производительных сил и продуктов уничтожаются и расточаются, пока накопившиеся товары не
разойдутся, наконец, по более или менее пониженной цене и не возобновится движение производства и обмена. Мало-по-малу движе-
ние это ускоряется, шаг сменяется рысью, промышленная рысь пе-реходит в галоп, уступающий свое место безумному карьеру, настоящей скачке с препятствиями промышленности, торговли, кредита и спекуляции, чтобы, после отчаянных скачков, снова свалиться в ров краха. И так каждый раз сначала. С 1825 г. мы уже пять раз пережили этот круговорот и теперь (в 1877 г.) переживаем его в шестой. Характер этих кризисов до такой степени очевиден, что Фурье определил их все разом, назвавши первый из них кризисом от излишка, crise plethorique.
Во время кризисов противоречие между общественным произ- водством и капиталистическим присвоением переходит в жесточай- шее столкновение двух враждебных сил. Обращение товаров на время прекращается: деньги из орудия обращения становятся его пре-пятствием; все законы производства и обращения товаров действуют навыворот. Экономические противоречия доходят до своего апогея, - способ производства восстает против способа обмена.
Тот несомненный факт, что общественная организация производства внутри фабрик достигла такой степени развития, на которой она становится несовместимой с существующей рядом с нею и над нею анархией производства в обществе, - этот факт становится осязательным для самих капиталистов благодаря совершающейся во время кризисов насильственной концентрации капиталов путем разорения многих крупных и несравненно большего числа мелких капиталистов. Весь механизм капиталистического производства над- ламывается под тяжестью им же созданных производительных сил. Он может уже превращать в капитал всю массу производительных средств: они остаются без употребления, а потому должна бездействовать и резервная армия рабочих. Средства производства, жизненные припасы, рабочие руки, все элементы производства и общего благосостояния находятся в избытке. Но, как говорит Фурье, этот "избыток становится источником нужды и лишений", потому что именно он-то и препятствует превращению в капитал средств производства и потребления, ибо в капиталистическом обществе средства производства не могут функционировать иначе, как превратившись в капитал, т. е. в орудие эксплоатации человеческой рабочей силы. Как привидение, стоит между рабочими и средствами производства и потребления необходимость превращения этих средств
280 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
производства в капитал. Она одна препятствует соединению вещественных и личных двигателей производства; она одна мешает средствам производства превращаться в продукты, а рабочим жить и трудиться. Следовательно, с одной стороны, капиталистический способ производства сам обнаруживает свою неспособность к дальнейшему управлению производительными силами, с другой стороны - сами производительные силы с возрастающей силой стремятся к уничтожению этого противоречия, к освобождению себя от своих капиталистических свойств, к фактическому признанию их характера - характера общественных производительных сил.
Эта-то борьба могущественно возрастающих производительных сил против своих собственных свойств как капитала, эта-то возрастающая необходимость признания их общественной природы и принуждает самих капиталистов все чаще и чаще употреблять их в качестве общественных производительных сил, насколько это возможно при капиталистических отношениях. Как периоды промышленной горячки с их безгранично широким кредитом, так и самые крахи, разрушающие крупные капиталистические предприятия, побуждают капиталистов к усвоению тех форм обобществления больших масс производительных средств, которые мы встречаем в различного рода акционерных компаниях. Некоторые из этих средств производства и сообщения, как, например, железные дороги, по самому существу своему до того колоссальны, что не допускают никаких других форм капиталистической эксплоатации. На, известной ступени развития
становится недостаточной и эта форма [: все крупные производители одной и той же отрасли промышленности данной страны объединяются в один трест, союз, с целью регулирования производства. Они определяют общую сумму производства, распределяют ее между собою и навязывают наперед установленную продажную цену. А так как эти тресты при первой заминке в торговле распадаются, то они тем самым вызывают еще большую концентрацию производства. Соответствующая отрасль промышленности превращается в одно единственное колоссальное акционерное общество, внутренняя конкуренция уступает место внутренней монополии этого общества. Так это случилось в 1890 г. с английским производством щелочей, которое после слияния всех 48 крупных фирм перешло в руки единственного, руководимого единым центром, общества с капиталом в 120 миллионов марок.
В трестах конкуренция превращается в монополию, а бесплановое производство капиталистического общества капитулирует перед плановым производством вторгающегося социалистического обще-
ОЧЕРК ТЕОРИИ 281
ства. Правда, сначала только в пользу и к выгоде капиталистов. Но в новой своей форме эксплоатация настолько бросается в глаза, что она должна рухнуть. Ни один народ не согласился бы долго мириться
с производством, регулируемым трестами, с неприкрытой эксплоата-цией всего общества маленькой бандой купоновладельцев.
Так или иначе, с трестами или без трестов, и тогда государство, как официальный представитель капиталистического общества, оказывается вынужденным 1 взять на себя ведение производства. Эта необходимость превращения в государственную собственность наступает прежде всего для крупных средств сообщения: почты, телеграфа и железных дорог.
Если кризисы показали неспособность буржуазии к дальнейшему управлению современными производительными силами, то переход крупных производительных предприятий и средств сообщения в руки акционерных компаний, трестов и государства доказывает ее ненужность. Наемные агенты исполняют теперь все общественные функции капиталистов. Для самих капиталистов не осталось другой общественной деятельности, кроме загребания доходов, обрезывания купонов и игры на бирже, где различные капиталисты
--------------------------------
1 Я говорю: "оказывается вынужденным", так как лишь в том случае, если средства производства или сообщения действительно перерастут управление акционерных компаний, если переход их в ведение государства станет экономически неизбежным, только тогда, - даже если его совершит современное государство, - он будет экономическим прогрессом, шагом вперед по пути к переходу всех производительных сил в руки общества. Но в последнее время, с тех пор как Бисмарк начал гоняться за государственными монополиями, появился особого рода фальшивый социализм, проявляющийся то там, то тут в виде особого рода добровольного лакейства, объявляющего без всяких затруднений социализмом всякое, даже бисмарковское обращение средств производства в государственную собственность. Если табачная монополия есть социализм, то Haполеон и Меттерних, несомненно, должны быть занесены в число основателей социализма. Когда бельгийское правительство, из самых обыденных политических и финансовых соображений, взялось за постройку главных железных дорог; когда Бисмарк без малейшей экономической необходимости превратил в государственную собственность главнейшие прусские линии ради удобства эксплоатации и пользования ими в случае войны, ради образования из железнодорожных чиновников послушно вотирующего за правительство стада, а главным образом для того, чтобы иметь новый, не зависимый от парламента источник дохода, - то все это ни в коем случае не было социализмом, ни прямым, ни косвенным, ни сознательным, ни бессознательным. Иначе прусское королевское общество морской торговли, королевская фарфоровая мануфактура и даже ротные швальни в армии должны быть признаны социалистическими учреждениями [или даже всерьез предложенное при Фридрихе Вильгельме III в тридцатых годах каким-то умником огосударствление... домов терпимости!].
282 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
отнимают друг у друга капиталы. Капиталистический способ производства, вытеснявший сперва рабочих, вытесняет теперь и самих капиталистов, правда, пока еще не в резервную армию промышленности, а только в разряд излишнего населения.
Но ни переход в руки акционерных компаний, ни превращение в государственную собственность не отнимают, однако, у производительных сил их капиталистических свойств.
Относительно акционерных компаний и трестов это очевидно. Что же касается современного государства, то оно есть не что иное, как организация, которую создает буржуазное общество для охранения общих, внешних условий капиталистического производства от посягательства как рабочих, так и отдельных капиталистов. Какие бы формы ни принимало современное государство, оно остается механизмом чисто капиталистическим, государством капиталистов, идеальным совокупным капиталистом. Чем больше производительных сил захватит оно в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплоатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не устранятся, а еще более обострятся. Но это обострение будет последним шагом их раз- вития. Превращение производительных сил в государственную соб- ственность не разрешает противоречий капитализма, но оно заклю-чает в себе формальное средство, возможность их разрешения.
Это разрешение может состоять лишь в фактическом признании общественной природы современных производительных сил, следовательно, в приведении способов производства, присвоения и обмена в соответствие с общественным характером средств производства. А этого можно достигнуть только прямым и открытым переходом в общественную собственность производительных сил, переросших всякий другой способ применения их к делу. Общественный характер средств производства и его продуктов, проявляющийся теперь с разрушительной силой слепого закона природы, обрушивающийся против самих производителей, периодически нарушающий ход производства и обмена, будет тогда сознательно проведен в жизнь производителями и превратится из причины неурядицы и периодических катастроф в сильнейший рычаг производства.
Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно и разрушительно, пока мы не понимаем их и не считаемся с ними. Но раз мы узнали их, изучили их действие, направление и влияние, от нас самих зависит все более и более подчинять их нашей воле и через них достигать наших целей. Это в особенности
ОЧЕРК ТЕОРИИ 283
относится к современным могучим производительным силам. Пока мы упорно отказываемся понять их природу и характер, - а этому пониманию противятся капиталистический способ производства и его защитники, - до тех пор производительные силы действуют помимо нас и против нас, до тех пор они властвуют над нами, как это подробно показано выше. Но раз их природа будет понята, они могут превратиться в руках соединившихся производителей из демонических повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушительной силой, производящей молнию, и электричеством, покорно действующим в телеграфном аппарате или лампе, между пожаром и огнем, служащим на пользу человека. Когда с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их узнанной, наконец, природой, общественная анархия в производстве заменится общественным производством, организованным по плану, рассчитанному на удовлетворение потребностей как целого общества, так и каждого его члена. Тогда капиталистический способ присвоения, при котором продукт порабощает сперва производителя, а затем и самого присвоителя, уступит место новому способу присвоения, основанному на самой природе современных средств производства: с одной стороны, прямому общественному присвоению продуктов, в качестве средств для поддержания и расширения производства, а с другой - прямому индивидуальному присвоению их, в качестве средств существования и наслаждения.
Превращая постоянно возрастающее большинство населения в пролетариев, капиталистический способ производства создает силу, которая, под страхом собственной гибели, должна совершить этот переворот. Все более и более толкая крупные обобществленные средства производства на путь перехода в государственную собственность, капитализм сам указывает путь к совершению этого переворота. Пролетариат овладевает государственною властью и превращает средства производства сперва в государственную собственность. Но тем самым он прекращает свое существование как пролетариата, уничтожает различие классов и их антагонизм, а также само государство как государство. Классовый антагонизм, лежащий в основании до сих пор существовавших обществ, вызывал необходи- мость государства, т. е. организации данного класса эксплоататоров, для охранения oбщих условий производства, следовательно и для насильственного удержания эксплоатируемого класса на той ступени подчинения, которая требовалась данным способом производства (в рабстве, крепостном состоянии или в положении наемных рабочих). Государство было официальным представителем всего
284 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
общества, оно объединяло его в одной видимой организации, но оно исполняло эту роль лишь постольку, поскольку было государством того класса, который сам являлся представителем всего современного ему общества: в древности-государством граждан-рабовладельцев; в средние века-феодального дворянства; в наше время- буржуазии. Сделавшись, наконец, действительным представителем всего общества, оно станет излишним.
Когда не будет общественных классов, которые нужно держать в подчинении, когда не будет господства одного класса над другим и борьбы за существование, коренящейся в современной анархии производства, когда будут устранены вытекающие отсюда столкновения и насилия, тогда уже некого будет подавлять и сдерживать, тогда исчезнет надобность в государственной власти, исполняющей ныне эту функцию. Первый акт, в котором государство выступит действительным представителем всего общества, - обращение средств производства в общественную собственность, - будет его последним самостоятельным действием в качестве государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения станет мало-по-малу излишним и прекратится само собою. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не "отменяется", оно отмирает. Отсюда можно видеть, какой смысл имеет фраза: "свободное народное государство", пригодная для временных агитационных целей, но неудовлетворительная в научном отношении; отсюда же можно судить о требованиях так называемых анархистов относительно уничтожения государства чуть ли не в 24 часа.
С тех пор как на сцену истории выступило капиталистическое производство, переход всех производительных средств в собственность всего общества часто являлся в виде более или менее неясного идеала будущего как отдельным личностям, так и целым сектам. Но возможным и исторически необходимым он стал лишь тогда, когда явились материальные условия его осуществления. Как и всякий другой общественный прогресс, такой переход становится возможным не потому, что понято противоречие между существованием классов и идеей справедливости, равенства и т. п., не вследствие простого желания уничтожить классы, а лишь при наличности известных новых экономических условий. Разделение общества на классы, эксплоатирующие и эксплоатируемые, господствующие и угнетенные, было неизбежным следствием прежнего недостаточного развития производства. Пока совокупность результатов общественного труда едва превышает самые необходимые средства существо-
ОЧЕРК ТЕОРИИ 285
вания, пока труд отнимает все или почти все время громадного большинства общества, до тех пор оно неизбежно делится на классы. Рядом с огромным большинством, исключительно занятым физической работой, образуется класс, освобожденный от прямого производительного труда и заведующий общественными делами: руководством в работе, государственным управлением, правосудием, науками, искусствами и т. д. Следовательно, в основе деления на классы лежит закон разделения труда. Это, однако, отнюдь не исключало значительного участия насилия, хищничества, обмана и хитрости в образовании классов; а раз господствующий класс упрочил свое положение, он никогда уже не упустит случая усиливать свою власть за счет трудящихся классов и превращать управление общественными делами в усиленную эксплоатацию масс.
Но если разделение на классы и имело известное историческое оправдание, то оно имело его лишь для данного периода и при данных общественных условиях. Оно коренилось в слабости производства и будет сметено полным развитием современных производительных сил. И действительно, уничтожение общественных классов предполагает достижение той ступени исторического развития, на которой является анахронизмом не только господство того или другого определенного класса, но и вообще всякое классовое господство, а следовательно, и самое разделение на классы. Следовательно, уничтожение классов предполагает такую высокую ступень развития производства, на которой присвоение особым общественным классом средств производства и продуктов, - а с ними и политического господства, монополии образования и умственного главенства, - не только становится излишним, но и является препятствием экономическому, политическому и умственному развитию. Эта ступень теперь достигнута. Политическое и умственное банкротство буржуазии едва ли составляет тайну даже для нее самой, а ее экономическое банкротство повторяется аккуратно каждые 10 лет. При каждом кризисе общество задыхается под тяжестью своих собственных производительных сил и продуктов, которых оно не может употреблять в дело, и остается беспомощным перед бессмысленным противоречием, лишающим производителей возможности потреблять именно потому, что на продукты нет потребителей. В своем могучем росте средства производства разрывают узы, наложенные капитализмом. Освобождение от этих уз есть единственное предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряющегося развития производительных сил, а благодаря этому - и практически безграничного увеличения самого производства.
286 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
Но это еще не все. Обращение средств производства в общественную собственность устранит не только нынешние искусственные препятствия правильному его ходу, но также неизбежную теперь положительную растрату и порчу производительных сил и продуктов, достигающую высших размеров во время кризисов; сверх того, оно сбережет для общества массу производительных средств и продуктов путем устранения безумной роскоши господствующих теперь классов и их политических представителей. Возможность - путем общественного производства - обеспечить всем членам общества вполне достаточные и с каждым днем увеличивающиеся материальные условия существования, а также полное развитие и упражнение их физических и умственных способностей - эта возможность достигнута теперь впервые, но она действительно достигнута.1
С переходом средств производства в общественную собственность устраняется товарное производство, а вместе с тем господство продуктов над производителями. Анархия общественного производства заменится организацией его по заранее обдуманному плану. Прекратится борьба отдельных личностей за существование. Можно сказать, что таким образом человек окончательно выделится из царства животных и из животных условий существования перейдет в условия действительно человеческие. Жизненные условия, окружающие человечество и до сих пор над ним господствовавшие, попадут под власть и контроль людей, которые впервые станут действительными и сознательными повелителями природы, и именно в той мере, в какой они станут господами своих собственных общественных отношений. Законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут тогда вполне сознательно применяться ими и, следовательно, подчиняться их господству. Общественный строй, до сих пор являющийся людям как бы дарованным
------------------------------------
1 Несколько цифр могут дать приблизительное понятие о громадной растяжимости современных средств производства даже под капиталистическим давлением. По новейшим вычислениям Гиффена, общая сумма всех богатств Великобритании и Ирландии составляла круглым числом:
В 1814 г. .... .2 200 млн. фунт. стерл., или 22 миллиарда руб.
" 1865 г. .... .6 100 " " " " 61 миллиард "
" 1875 г. ..... 8 500 " " " " 85 миллиардов "
Что же касается уничтожения средств производства и продуктов во время кризисов, на втором конгрессе немецких промышленников (в Берлине 21 февраля 1878 г.) установлено, что общая потеря одной только германской железной промышленности дошла во время последнего кризиса до 455 млн. марок.
ОЧЕРК ТЕОРИИ 287
свыше природой и историей, будет тогда их собственным, свободным делом. Объективные, внешние силы, господствовавшие над историей, поступят под контроль человека. И только тогда люди начнут вполне сознательно сами создавать свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в значительной и все возрастающей степени желаемые действия. И это будет скачком человечества из царства необходимости в царство свободы.
[В заключение резюмируем весь ход изложенного нами развития.
I. Средневековое общество.
Мелкое единичное производство. Средства производства, предназначенные для единичного употребления и потому, естественно, неуклюжие, мелкие, с ничтожным действием. Производство с целью непосредственного потребления продуктов, самим ли производителем или его феодальным господином. Лишь там, где оказывался излишек производства над непосредственным потреблением, излишек этот поступал в продажу и подвергался обмену; следовательно, товарное производство находилось в зачаточном состоянии; но уже и тогда заключало в себе зародыш анархии общественного производства.
II. Капиталистическая революция.
Переворот в промышленности, совершившийся сначала посредством простой кооперации и мануфактуры. Сосредоточение разобщенных до тех пор средств производства в больших мастерских и превращение их этим путем из производительных средств отдельных лиц в общественные, превращение, вообще говоря, не коснувшееся способа присвоения. Старые формы присвоения остаются в полной силе. Появление капиталиста: в качестве собственника производительных средств он присваивает себе также и продукты и обращает их в товары. Производство становится общественным делом; обмен же, а с ним и присвоение продуктов, остается индивидуальным актом, делом единиц. Продукт общественного труда присваивается отдельным капиталистом. Это и составляет основное противоречие, заключающее в себе все те противоречия, в которых движется современное общество и которые с особенной ясностью обнаруживаются крупной промышленностью:
а) Отделение производителя от средств производства. Обречение рабочего на пожизненный наемный труд. Противоположность между пролетариатом и буржуазией.
288 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
б) Возрастающее обнаружение и усиливающееся действие законов, господствующих над товарным производством. Безудержная конкуренция. Противоречие между общественной организацией на каждой отдельной фабрике и общественной анархией в общем ходе производства.
в) С одной стороны - усовершенствование машин, обратившееся благодаря конкуренции в принудительный закон для каждого отдельного фабриканта и равносильное постоянно усиливающемуся вытеснению с фабрик рабочих: возникновению резервной армии промышленности. С другой стороны - беспредельное расширение производства, также обратившееся в принудительный закон конкуренции для каждого фабриканта. С обеих сторон - неслыханное развитие производительных сил, превышение предложения над спросом, перепроизводство, переполнение рынков, кризисы, повторяющиеся каждые десять лет, заколдованный круг: в одном месте излишек средств производства и продуктов, в другом - излишек рабочих без занятий и без средств существования. Оба эти двигателя производства и общественного благосостояния не могут соединиться, потому что капиталистическая форма производства не позволяет про-изводительным силам действовать, а продуктам двигаться, иначе как под условием предварительного обращения их в капитал, чему именно и препятствует их излишек. Это противоречие возрастает до бессмыслицы: способ производства восстает против формы обмена. Буржуазия уличается, таким образом, в неспособности к дальнейшему управлению своими собственными общественными производительными силами.
г) Частичное признание общественного характера производительных сил, к которому принуждаются сами капиталисты. Обращение больших производительных организмов и средств сообщения-сперва в собственность акционерных компаний, позже трестов, а затем и государства. Буржуазия оказывается излишним классом; все ее общественные функции исполняются теперь наемными агентами.
III. Революция пролетариата.
Разрешение противоречия: пролетариат овладевает общественною властью и обращает с помощью этой власти отнятые у буржуазии общественные средства производства в общественную собственность. Этим он освобождает производительные силы от их современного капиталистического своиства и дает полную свободу развития их общественному характеру. Таким образом становится возможным
ОЧЕРК ТЕОРИИ 289
общественное производство по заранее обдуманному плану. Развитие производства делает анахронизмом существование различных классов. В той же мере, в какой исчезает анархия общественного производства, ослабевает политическая власть государства. Люди, ставшие, наконец, господами своих общественных отношений, становятся, вследствие этого, господами природы и самих себя, т. е. достигают свободы.]
Совершение этого освободительного дела составляет историческое призвание современного пролетариата. Исследовать исторические условия и самое природу этого переворота и таким образом выяснить призванному к его совершению, теперь угнетенному классу значение его собственного дела - такова задача научного социализма, который является теоретическим выражением рабочего движения.
III. ПРОИЗВОДСТВО.
Приняв во внимание все предыдущее, читатель нисколько не удивится, что изложенные в последней главе основные черты со- циализма отнюдь не приходятся по вкусу г. Дюрингу. Наоборот. Он должен отвергнуть их как превратное толкование, наравне с остальными "ублюдками исторической и логической фантастики", "пустыми концепциями", "путаными и туманными представлениями" и т. д. Для него социализм вовсе не является необходимым результатом исторического развития и еще менее результатом грубо материальных, коренящихся на интересах желудка экономических условий современности. У него дело поставлено более основательно. Его социализм является конечной истиной в последней инстанции, представляет "естественную систему общества", коренится во "всеобщем принципе справедливости", и если г. Дюринг все-таки вынужден считаться с условиями, созданными предыдущей грешной историей и современным положением вещей, чтобы улучшить последнее, то это прежде всего следует считать несчастьем для чистого принципа справедливости. Г-н Дюринг создает свой социализм, как и все прочее, прибегая к немощи пресловутых двух субъектов. Стоит только этим двум марионеткам, вместо того чтобы играть, как до сих пор, роли господина и слуги, провозгласить со сцены, для разнообразия, уравнение в правах,-и дюрингов социализм уже осуществлен в своей основе.
Поэтому само собой разумеется, что для Дюринга периодически повторяющиеся промышленные кризисы совсем не имеют того исторического значения, какое мы должны были признать за ними. Для него кризисы являются лишь случайными нарушениями "нормального хода вещей" и служат самое большее побудительным толчком к "развитию планомерно управляемого строя". "Обычный способ" объяснения кризисов перепроизводством совсем недостаточен для его "более точного понимания". Впрочем, такое объяснение, "пожалуй, применимо к частным кризисам в отдельных областях". Таков, например, случай "переполнения книжного рынка изданиями со-
ПРОИЗВОДСТВО 291
чинений, внезапно перепечатанных в большом количестве и годных для массового сбыта". Г-н Дюринг может, во всяком случае, спокойно спать с отрадным сознанием того, что его бессмертные творения никогда не породят такого мирового несчастия. По его мнению, при больших кризисах "пропасть между запасами товаров и их сбытом делается все глубже и опаснее" не благодаря перепроизводству, а "благодаря отставанию народного потребления... благодаря искус-ственно созданному недопотреблению... благодаря преградам, по-лагаемым естественному росту народной потребности (!)".
Но, к несчастию, недопотребление масс, ограничение их потребления необходимым для поддержания жизни и для размножения - отнюдь не новое явление. Оно существует с тех пор, как появились эксплоатирующие и эксплоатируемые классы. Даже в те исторические моменты, когда положение масс было особенно благоприятно, например в Англии XV столетия, их потребление все-таки было крайне недостаточно, и массам было далеко до возможности располагать для удовлетворения своих потребностей сполна продуктом своего годового труда. Если, таким образом, недопотребление является существующим тысячелетия историческим фактом, а выражающаяся в кризисах всеобщая заминка в сбыте товаров, вследствие их перепроизводства, оказывается продуктом лишь последних пятидесяти лет, то нужна вся вульгарно-экономическая поверхностность г. Дюринга, чтобы объяснять новую коллизию не новым явлением перепроизводства, а длящимся тысячелетия старым фактом недостаточного потребления. Это равносильно тому, как если б в математике изменение отношения двух величин, постоянной и переменной, объясняли не тем, что изменяется переменная, но тем, что постоянная осталась неизменной. Недостаточное потребление масс является необходимой предпосылкой всякого, покоящегося на эксплоатации, общественного строя, следовательно и капиталисти-ческого; но только капиталистический способ производства приводит к кризисам. Таким образом, хотя и правда, что недопотребление масс является одним из условий кризисов, играя в них давно признанную роль, но это нисколько не выясняет нам причин существования кризисов в настоящее время, как и того, почему их не было ранее.
Г-н Дюринг вообще имеет замечательное представление о мировом рынке. Мы видели, как он пытается объяснить происходящие в действительности частные промышленные кризисы примером воображаемого кризиса на лейпцигском книжном рынке,-бурю на море бурей в стакане воды, как и подобает настоящему немецкому
392 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
книжнику. Он предполагает далее, что нынешнее капиталистическое производство должно "находить себе сбыт главным образом в кругу имущих классов"; это ему не мешает, конечно, 16 страницами ниже признать главными современными индустриями железоделательную и хлопчатобумажную, т. е. как раз такие две отрасли производства, продукты которых в ничтожно малом количестве потребляются имущими классами и преимущественно перед всеми другими предназначаются для массового потребления. О чем бы нам ни пришлось его спрашивать, мы слышим в ответ только пустую, полную противоречий болтовню о том и о сем. Возьмем, однако, пример из хлопчатобумажной промышленности. В сравнительно небольшом городе Ольдгеме, одном из дюжины занимающихся хлопчатобумажною промышленностью городов вокруг Манчестера, с населением от 50 до 100 тысяч, в этом одном городе за четыре года, с 1872 по 1875, число веретен, занятых прядением одного только 32-го номера, возросло с 21/2 до 5 миллионов, до количества, равного общей сумме веретен, находящихся в распоряжении всей вообще хлопчатобумажной промышленности целой Германии, вместе с Эльзасом. Если принять во внимание, что расширение производства в остальных отраслях и центрах хлопчатобумажной индустрии Англии и Шотландии происходит почти в таких же размерах, то нужна значительная доза "основательной" развязности для того, чтобы нынешнюю общую заминку в сбыте хлопчатобумажных пряжи и тканей объяснять недостаточным потреблением масс английского народа, а не перепроизводством английских хлопчатобумажных фабрикатов.1
Но довольно. Нельзя спорить с людьми, которые настолько несведущи в политической экономии, что принимают лейпцигский книжный рынок за рынок в смысле современной индустрии. Укажем поэтому еще на то, что г. Дюринг говорит о кризисах только "как об обычной игре между чрезмерным напряжением и сменяющей его вялостью" и сообщает читателям, что чрезмерная спекуляция "проистекает не только из-за непланомерного ведения производства в частных предприятиях", но что "к причинам возникновения чрезмерного предложения следует отнести также необдуманность со стороны отдельных предпринимателей и недостаточную частную предусмотрительность". Но что же в свою очередь является "причиной возникновения" необдуманности и недостаточной предусмотритель-
---------------------------
1 Объяснение кризисов недостаточным потреблением дал сначала Сисмонди, у которого оно еще имеет некоторый смысл. У Сисмонди это объяснение заимствовал Родбертус, у которого его списал г. Дюринг и, как всегда, на свой плоский манер.
ПРОИЗВОДСТВО 293
ности? Опять-таки та самая непланомерность капиталистического производства, которая обнаруживается в беспорядочном размножении частных предприятий. Переводить какой-либо экономический факт на язык нравственных упреков для выяснения причин нового явления - тоже в значительной степени является "необдуманностью".
Покончим на этом с кризисами. После того как в предыдущей главе мы разъяснили всю неизбежность их возникновения при капи- талистическом способе производства и их значение как кризисов самого способа производства, принудительно побуждающих к общественному перевороту, - после этого было бы бесполезно тратить слова против поверхностных взглядов г. Дюринга по рассматриваемому вопросу. Перейдем лучше к его положительным теориям, к его "естественной системе общества".
Эта система, построенная на "всеобщем принципе справедливости" и таким образом свободная от всякой зависимости от несносных материальных условий, проповедует федерацию хозяйственных коммун, признающих "свободу передвижения и обязательный прием новых членов, согласно определенным законам и нормам управления". Сама же хозяйственная коммуна является прежде всего "всеобъемлющим схематизмом, имеющим значение для истории человечества", и далеко оставляет за собой "сбивающую с пути половинчатость", например, какого-нибудь Маркса. Она означает "совокупность лиц, связанных между собой совместной деятельностью и совместным участием в доходе от предоставленных в их распоряжение публичным правом известного пространства земли и группы производительных учреждений". Публичное право есть "право на вещь... в смысле чисто публицистического отношения к природе и производственной организации". ЧтО это должно обозначать, над этим пусть поломают
головы будущие юристы хозяйственной коммуны, мы же отказываемся от какой бы то ни было попытки объяснить это. Мы узнаем только то, что это право отнюдь не тождественно с "корпоративною собственностью рабочих обществ", которые не исключают взаимной конкуренции и даже эксплоатапии наемного труда. Причем мимоходом упоминается, что понятие "общинной собственности", как оно употребляется Марксом, также "по меньшей мере неясно и рискованно, так как это представление о будущем всегда кажется обозначающим не что иное, как корпоративную собственность отдельных групп рабочих". В данном случае мы снова имеем дело со столь часто употребляемой г. Дюрингом гнусной манерой подтасовки, вульгарные свойства которой (как выражается он сам)
294 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
вполне достойны вульгарного слова - "омерзительные". Точно так же совершенным вымыслом, как и многие другие открытия г. Дюринга, является утверждение, что общинная собственность у Маркса "одновременно представляется индивидуальной и общественной собственностью".
Одно, во всяком случае, ясно: "публицистическое право" данной хозяйственной коммуны на ее средства производства является исключительным правом собственности, по крайней мере по отношению ко всякой другой хозяйственной коммуне, а также и по отношению к целому обществу и государству. Но оно не должно обусловливать собой "полную замкнутость от внешнего мира... ибо между различными хозяйственными коммунами предполагается свобода передвижения и обязательный прием новых членов, согласно определенным законам и нормам управления... подобно... нынешней принадлежности к какому-нибудь политическому телу или участию в хозяйственных делах общины". Таким образом будут существовать богатые и бедные хозяйственные коммуны, уравнивание которых будет происходить путем притока населения к богатым из бедных коммун. Следовательно, если г. Дюринг намеревается устранить конкуренцию продуктов между отдельными коммунами посредством организации национальной торговли, то он спокойно оставляет конкуренцию между производителями. Таким образом вещи поставлены вне сферы конкуренции, люди же оставлены в зависимости от нее.
Но это, впрочем, еще не все, что предлагается нам для выяснения сущности "публицистического права". Двумя страницами далее г. Дюринг объявляет нам: торговая коммуна простирается "так же далеко, как и та политически-общественная область, жители которой являются объединенным субъектом права и в качестве таковых имеют в своем распоряжении всю землю, жилища и производственный аппарат". Итак, оказывается, следовательно, что не отдельные коммуны распоряжаются общественным имуществом и средствами производства, а вся нация. "Публичное право", "право на вещь", "публицистическое отношение к природе" и т. п., все это не только "по меньшей мере неясно и рискованно", но и самопротиворечиво. Действительно, оно,-поскольку, по крайней мере, каждая отдельная хозяйственная коммуна представляет собою субъект права, - "одновременно индивидуальная и общественная собственность", и, следовательно, этот "туманный ублюдочный образ" встречается опять-таки только у г. Дюринга.
Во всяком случае хозяйственная коммуна распоряжается сво-
ПРОИЗВОДСТВО 295
ими орудиями труда в целях производства. Как же идет это производство? Если судить по словам г. Дюринга, оно идет совсем по-старому, с тою разницею, что капиталиста заменяет коммуна и что каждому члену ее предоставлен свободный выбор профессии и устанавливается равная для всех трудовая повинность.
Основой всех существовавших до сих пор способов производства было разделение труда, с одной стороны, внутри общества, с другой - внутри каждого отдельного предприятия. Как относится к нему дюрингова "социалитарная организация" (Sozialitat)?
Первым крупным общественным разделением труда было отделение города от деревни. Эта противоположность, по мнению г. Дюринга, "по природе вещей неустранима", хотя "вообще не вполне правильно представлять себе пропасть между земледелием и индустрией... незаполнимой. В действительности существует уже теперь до некоторой степени постоянное сближение между ними, которое в будущем, судя по всему, может значительно усилиться". Так, например, земледелие и сельское хозяйство включили уже в свою область две индустрии: "сначала винокурение, а потом выделку свекловичного сахара... значение же спирта в этом отношении скорее преуменьшается, чем преувеличивается". И "если б оказалось возможным, вследствие какого-нибудь открытия, преобразовать большое количество индустрии таким образом, чтобы явилась необходимость локализировать их производство в деревне и опираться непосредственно на производство местных сырых материалов", то тем самым была бы ослаблена противоположность между городом и деревней, и "была бы приобретена самая широкая основа для развития цивилизации". Сверх того, "нечто подобное может также возникнуть и другим путем. Кроме технической необходимости, все большее значение приобретают социальные потребности, и если эти последние приобретут решительное влияние на распределение человеческой деятельности, то невозможно будет более оставлять в пренебрежении такие выгоды, которые проистекают из систематической тесной связяи между работами деревни и делом технической переработки ее продуктов".
Но вот в хозяйственной коммуне возникает вопрос о социальных
потребностях, и она, надо думать, поспешит воспользоваться в полной мере вышеупомянутыми преимуществами соединения земледелия и индустрии? Г-н Дюринг. конечно, не замедлит поделиться с нами с обычной полнотой своим "более точным пониманием" отношения хозяйственной коммуны к этому вопросу? Напрасное ожидание! Приведенные выше скудные, неясные, вращающиеся все
296 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
время в сфере винокуренного и свеклосахарного производства и в области действия прусского права общие места представляют собою весь научный багаж г. Дюринга по вопросу о противоположности интересов города и деревни в настоящем и будущем.
Перейдем к разделению труда в отдельных отраслях промышленности. Здесь г. Дюринг уже немного "точнее". Он говорит о "личности, которая должна отдаться исключительно одного рода деятельности". Если возникает речь о введении какой-нибудь новой отрасли производства, то вопрос заключается просто в том, возможно ли достать определенное число существ, посвятивших себя производству одной данной вещи, и также необходимое для них потребление (!). Каждая отрасль производства в "социалитарной организации" "предъявит запрос на небольшое количество населения". И в "социалитарной организации", в результате, образуются группы лиц, "отличающиеся особым образом жизни, - особые экономические породы" людей. Таким образом в сфере производства все остается более или менее по-старому. Впрочем, в существовавшем до сих пор обществе господствовало "ложное разделение труда"; но в чем заключается это ложное начало и чем оно будет заменено в хозяйственной коммуне, об этом мы узнаем лишь следующее: "что-касается самого разделения труда, то мы выше уже сказали, что вопрос можно считать решенным, как только станет приниматься во внимание наличность различных природных условий и личных способностей". Рядом со способностями будет играть роль и личная склонность: "влечение к такой деятельности, которая требует проявления больших способностей и знания, будет покоиться исключительно на склонности к соответствующему занятию и на удовольствии от упражнения этим именно и не каким другим делом". (Упражнение каким-нибудь делом!) Вместе с тем в "социалитарной организации" возникнет соревнование, и "само производство приобретет известный интерес, и бессмысленная эксплоатация, которая ценит производство лишь как средство для получения барыша, не будет более налагать свой отпечаток на все общественные отношения".
Во всяком обществе со стихийно развивающимся производством - а современное является таковым - не производители господствуют над средствами производства, но средства производства господствуют над производителями. В такого рода обществе каждый новый рычаг производства необходимо превращается в новое средство порабощения производителей средствами производства. Это относится прежде всего к тому рычагу производства, который вплоть до возникновения крупной индустрии был наиболее могуществе-
ПРОИЗВОДСТВО 297
нен, - к разделению труда. Уже первое большое разделение труда, отделение города от деревни, приговорило сельское население к тысячелетиям долгого отупения, а горожан - к порабощению каждого в отдельности его детальной работой. Оно уничтожило основу духовного развития первого и физического - вторых. Если крестьянин делается собственником земли, а городской ремесленник - своих орудий производства, то земля еще в большей степени порабощает крестьянина, а ремесло - ремесленника. С разделением труда был разорван на части и сам человек. В целях развития какой-нибудь одной его деятельности были принесены в жертву все прочие его физические и духовные способности. Это измельчание человека растет одновременно с развитием разделения труда, которое достигает высшей степени в мануфактуре. Мануфактура разлагает ремесло на его отдельные операции, отводит каждую из них отдельному рабочему как его пожизненную профессию и приковывает его, таким образом, на всю жизнь к определенной детальной функции и определенному орудию труда. "Она калечит рабочего, превращает в какого-то урода, чисто оранжерейным путем вызывая в нем развитие детальных навыков и подавляя целый мир производительных склонностей и способностей... Сама личность раздробляется, превращаясь в автоматическое колесо, исполняющее одну частичную работу" (Маркс),-автоматическое колесо, которое во многих случаях достигает своего совершенства лишь путем полного физического и духовного калечения рабочего. Машинизм крупной индустрии превращает рабочего из машины в простой придаток к ней. "Пожизненная специальность работы частичным инструментом превращается в пожизненную же специальность служения частичному механизму. Машиной злоупотребляют для превращения самого ра-бочего с раннего детства в составную часть частичного механизма"
(Маркс). И не только рабочие, но также и эксплоатирующие их, прямо или косвенно, классы, благодаря разделению труда, порабощаются орудиями своей деятельности: духовно опустошенный буржуа - своим собственным капиталом и своею страстью к прибыли; юрист - своими закостеневшими правовыми воззрениями, которые господствуют над ним как самостоятельная сила; "образованные классы" вообще - своею ограниченностью и односторонностью, своей телесной и духовной близорукостью, своей искалеченностью, вызванной воспитанием, приспособленным к их специальности, и прикованностью на всю жизнь к этой специальности, хотя бы она и состояла в ничегонеделании.
Уже утописты вполне понимали пагубное действие разделения
298 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
труда, видели измельчание, с одной стороны, рабочего, а с другой- самой работы, которая сводится к однообразному механическому повторению в течение всей жизни одного и того же акта. Устранения противоположности между городом и деревнею требовали и Оуэн, и Фурье, видя в нем первое основное условие для упразднения вообще старой системы разделения труда. Согласно мнению обоих, население должно распределиться по стране группами в 1600- 3000 человек; каждая группа занимает громадный дворец в центре своей территории и ведет общее хозяйство. И хотя Фурье местами говорит о городах, однако эти города состоят только из четырех или пяти, находящихся в недалеком расстоянии друг от друга, дворцов. По плану этих двух утопистов, каждый член общества занимается как земледелием, так и промышленностью. У Фурье в последней главную роль играют ремесло и мануфактура, у Оуэна, - напротив,-уже крупная промышленность, и он требует введения силы пара и машин в работы домашнего хозяйства. Но и тот, и другой особенно настаивали на том, чтобы организация земледелия и индустрии гарантировала населению возможно большее разнообразие в занятиях и, согласно с этим, они требовали, чтобы воспитание подготавливало юношество для всесторонней технической деятельности. По мнению обоих, человек должен всесторонне развиваться путем всесторонней практической деятельности, и труд должен вновь получить утраченную им, вследствие своего разделения, привлекательность, именно посредством такого разнообразия и вытекающей из него небольшой продолжительности каждого сеанса (Sitzung) отдельной работы, употребляя выражение Фурье. Оба названные утописта неизмеримо выше по своим воззрениям г. Дюринга, заимствовавшего свои взгляды у эксплоатирующих классов, согласно которым противоположность между городом и деревней неустранима по природе вещей. Ограниченность такого образа мыслей видна уже из того, что известное количество "существ" приговаривается и в будущем обществе производить всегда какой-нибудь один продукт и что, таким образом, увековечивается существование особых "экономических пород" людей, отличающихся от других своим образом жизни и ликующих по поводу того, что они вырабатывают именно эту, а не какую-нибудь другую вещь, следовательно, так глубоко опустившихся, что они радуются своему собственному порабощению и вырождению в односторонний автомат. По сравнению с "идиотом" Фурье, с его даже самыми безумно-смелыми фантазиями, и "грубым, плоским, убогим" Оуэном, с его даже самыми убогими идеями, - г. Дюринг, сам еще совершенно порабощенный
ПРОИЗВОДСТВО 299
разделением труда, представляется пошлым и дерзким карликом.
Овладев всеми средствами производства, чтобы общественно-планомерно распоряжаться ими, общество должно уничтожить господствовавшее до сих пор порабощение людей их собственными средствами производства. Само собою разумеется, такое самоосвобождение общества не может совершиться без того, чтобы не освободился и каждый отдельный член его. Ввиду этого старый способ производства должен быть изменен до основания, а следовательно, должно исчезнуть и старое разделение труда, угнетающее как все общество, так и каждого отдельного его члена. Вместо разделения труда должна возникнуть такая организация производства, при которой, с одной стороны, никто не мог бы свалить на другого свою долю участия в производительном труде, как естественном условии человеческого существования, а, с другой стороны, производительный труд, вместо того чтобы быть средством порабощения, сделался бы средством освобождения, предоставляя каждой личности возможность развивать во всех направлениях и проявлять все свои способности-как физические, так и духовные. Труд, следовательно, из тяжелой обязанности должен превратиться в удовольствие.
Все это в настоящее время отнюдь не фантазия и не благочестивое пожелание. При современном развитии производительных сил достаточно уже того увеличения производства, которое дается самим фактом обобществления производительных сил, достаточно устранения присущих капитализму затруднений и помех нормальному ходу производства и бесполезного расточения продуктов и средств производства, чтобы, при всеобщем участии в работах, возможно было сократить рабочее время до минимальных размеров.
Точно так же устранение старой системы разделения труда отнюдь
не является таким требованием, которое может быть достигнуто лишь за счет уменьшения производительности труда. Напротив, оно стало условием производства именно благодаря крупной промышленности. "Машинное производство уничтожает необходимость закреплять, как это было в мануфактуре, распределение разнородных групп рабочих по разнородным машинам и приурочение одних и тех же рабочих к одним и тем же постоянным функциям. Так как общий ход фабрики зависит не от рабочего, а от машины, то возможна постоянная перемена в персонале без перерыва в процессе труда... Наконец, быстрота, с которой человек в юношеском возрасте приучается работать при машине, также устраняет необходимость воспитывать такой класс рабочих, которые были бы
300 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
исключительно рабочими, занятыми при машинах". Несмотря на то, что капиталистический способ применения машин продолжает дальше развивать старое разделение труда с его окостенелыми частными функциями, хотя технически это стало излишним,-само машинное производство начинает восставать против этого анахронизма. Технический базис крупной индустрии революционен. "Машинами, химическими процессами и другими способами, вместе с техническими основаниями производства, новейшая промышленность постоянно преобразует занятия работников и общественные комбинации трудового процесса. Вследствие этого она также постоянно революционизирует деление труда внутри общества и бросает массы капиталов и рабочих из одной отрасли производства в другую. Отсюда видно, что по самой природе своей крупная промышленность требует перемены работ, непостоянства функций, всесторонней подвижности рабочего... Мы уже видели, как это абсолютное противоречие... разрешается непрерывным принесением в жертву рабочего класса, безграничным расточением рабочих сил и господством общественной анархии. Это отрицательная сторона. Между тем как перемена работы является теперь только могущественным законом природы и проявляется со слепо разрушающею силою закона природы, повсюду встречающего препятствия,-сама крупная промышленность, благодаря своим собственным катастрофам, превращает перемену занятий в вопрос жизни и смерти, делая ее, - а следовательно, многосторонность рабочего, - всеобщим социальным законом, к нормальному осуществлению которого необходимо приспособить отношения. Она делает вопросом жизни и смерти устранение того безобразия, которое представляет собою нищенствующее население, содержимое в резерве для удовлетворения изменчивой потребности капитала, и замену его абсолютною пригодностью человека для всех изменяющихся требований труда; замену частичного индивидуума,-представляющего собою лишь орган для специальной общественной функции, - индивидуумом вполне развитым, для которого различные общественные функции являются сменяющими друг друга формами деятельности". [Маркс, Капитал).
Научив нас преобразовывать, в технических целях, молекулярное движение, которое можно получить более или менее везде, в движение масс, крупная промышленность в значительной степени освободила промышленное производство от местных рамок. Сила воды была связана с местом, сила пара - свободна. Если сила воды, находящейся в деревне, неизбежно связана с нею, то сила пара отнюдь не обязательно связана с городом. Только капиталистическое
ПРОИЗВОДСТВО 301
применение концентрирует ее предпочтительно в городах и преобразует фабричные села в фабричные города. Но тем самым создаются условия, могущие подорвать самое производство. Первая потребность паровой машины и главная потребность почти всех отраслей производства крупной промышленности, это - наличие сравнительно чистой воды. Между тем фабричный город превращает всякую чистую воду в вонючее болото. Таким образом, поскольку концентрация в городах является основным условием капиталистического производства, постольку же каждый отдельный капиталист постоянно стремится перенести свое производство из необходимо порождаемого капитализмом большого города в сферу сельского производства. Этот процесс можно наблюдать в подробностях в текстильных округах Ланкашира и Иоркшира; капиталистическая крупная промышленность непрерывно создает там новые большие города тем, что постоянно спасается из города в деревню. То же самое и в округах металлургической промышленности, где, впрочем, те же результаты порождаются отчасти другими причинами.
Уничтожить этот новый порочный круг, это постоянно вновь возникающее противоречие современной промышленности, опять-таки возможно лишь с упразднением ее капиталистического характера. Только общество, способное гармонически приводить в движение
свои производительные силы, согласно единому общему плану, в состоянии организовать их так, что будет возможно равномерно рас-
пределить крупное производство по всей стране, в полном соответствии с его собственным развитием и сохранением и развитием прочих элементов производства. Таким образом, устранение противоречия между городом и деревнею не только возможно, но оно стало просто необходимым в интересах индустриального и земледельческого производства, а также в целях общественной гигиены. Только с соединением города и деревни в одно целое возможно устранить нынешнее отравление воздуха, воды и почвы, и только при этом хилые городские массы населения смогут добиться такого положения, что их отбросы, вместо того чтобы порождать между ними болезни, станут полезным материалом, содействуя успеху сельского хозяйства.
Капиталистическая промышленность уже стала относительно независимой от тесных рамок, в которых находится местное производство необходимых для нее сырых продуктов. Текстильная промышленность перерабатывает преимущественно привозное сырье. Испанская железная руда перерабатывается в Англии и Германии, испанская и южно-американская медная руда - в Англии. Каждая
302 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
каменноугольная копь снабжает горючим материалом промышленные округа, находящиеся далеко за ее границами и увеличивающиеся с каждым годом в числе. На всем европейском материке паровые машины питаются английским, местами немецким и бельгийским каменным углем. Освобожденное от пут капиталистического производства, общество сможет пойти еще дальше в этом направлении. Порождая новое поколение всесторонне развитых производителей, понимающих научные основы всего промышленного производства и изучающих практически, каждый в отдельности, весь ряд отраслей производства от начала до конца, оно может создать новую производительную силу, которая с избытком покроет расход по перевозке из самых отдаленных пунктов сырья и горючих материалов.
Таким образом, уничтожение поводов к отделению города от деревни, - и с точки зрения возможности осуществления равномерного распределения крупной промышленности по всей стране, - не может представляться утопией. Цивилизация, конечно, оставила нам, в лице крупных городов, наследие, покончить с которым будет стоить много времени и усилий. Но с ним необходимо покончить, и это будет сделано, хотя бы это был очень продолжительный процесс. Независимо от гадания, какая участь постигнет германское государство, созданное прусской нацией, Бисмарк может лечь в могилу с гордой уверенностью, что его задушевное желание - гибель больших городов - наверно осуществится.
Теперь, после всего сказанного, можно уже вполне оценить по достоинству детский лепет г. Дюринга о том, как общество овладеет всей совокупностью средств производства, не уничтожая до основания старого способа производства и, прежде всего, не устраняя старого разделения труда; и о том, как предполагаемый им переворот совершится, лишь только "станут приниматься во внимание" "естественные условия и личные способности", причем, однако, как и до сих пор, целые массы человеческих существ останутся прикованными к производству какого-нибудь одного продукта, и целые "населения" будут заняты в одной отрасли производства; одним словом, по его проекту, человечество, как и до сих пор, будет состоять из известного числа различным образом искалеченных "экономических пород", каковы "тачечники" и "архитекторы"!.. Таким образом, общество в целом будет господином средств производства, каждый же отдельный его член останется рабом производства, получив только право избрать свободно род орудия, приноровленного для его порабощения... Пусть читатель приглядится к тому, как г. Дюринг считает вообще отделение города от деревни "неустранимым по
ПРОИЗВОДСТВО 303
природе вещей" и допускает в этом отношении лишь ничтожный паллиатив в специфически прусских отраслях производства - винокурении и приготовлении свекловичного сахара; как он ставит рассеяние промышленности по всей стране в зависимость от будущих открытий и от принуждения соединять промышленное производство непосредственно с добычей сырья, - сырья, которое, кстати, уже и теперь производится во все растущем отдалении от индустрии! - и как, наконец, он пытается прикрыть свое убожество милостивым обещанием, что социальные потребности все-таки в конце концов приведут к соединению земледелия с индустрией, даже вопреки экономическим соображениям, словно дело идет о принесении экономической жертвы!
Конечно, для того чтобы понять, что те революционные элементы, которые должны устранить старое разделение труда вместе с отделением города от деревни и преобразовать все производство, уже находятся в зародышевом состоянии в условиях производства современной крупной индустрии и встречают препятствие для своего дальнейшего развития лишь в нынешнем капиталистическом способе производства,-для того, чтобы понять это, необходимо иметь более широкие горизонты, чем сфера действия прусского земского права, где водка и свекловичный сахар считаются главнейшими продуктами индустрии и о торговых кризисах судят только по делам лейпцигского книжного рынка. Для этого нужно изучать настоящую крупную индустрию в ее историческом развитии и ее современном действительном положении, именно в той стране, которая является ее родиной и в которой она достигла своего классического развития. И в таком случае, конечно, никому не пришло бы в голову опошлить современный научный социализм и низвести его дo уровня специфически прусского социализма г. Дюринга.
IV. РАСПРЕДЕЛЕНИЕ.
Мы уже видели выше, что дюрингова экономия сводится к положению: капиталистический способ производства вполне хорош и может оставаться непоколебленным, но капиталистический способ распределения является злом и должен быть уничтожен. Теперь же мы убедились, что дюрингова "социалитарная организация" представляет собою не что иное, как фантастическое осуществление этого положения. Действительно, не открыв никаких дефектов в способе производства капиталистического общества и желая сохранить прежнее разделение труда во всех его существенных чертах, г. Дюринг поэтому не может сказать ни одного путного слова о производстве внутри своей хозяйственной коммуны. Конечно, производство, это - область, в которой дело идет о реальных фактах, и тут нет простора для "рациональной фантазии", и полет свободного духа, встретив препятствия, легко может завершиться позорным фиаско. Напротив того, распределение, которое, по мнению г. Дюринга, не находится ни в какой связи с производством и определяется не способом производства, а актом свободной воли, - представляет удобную почву для его "социальной алхимии".
Одинаковой обязанности каждого участвовать в производстве соответствует одинаковое право на потребление, которое как в хо-зяйственной коммуне, так и в торговой коммуне, обнимающей собою некоторое число хозяйственных коммун, является основой органи-зации. Здесь "труд выменивается на другой труд" по принципу одинаковой оценки... Затрата труда и его возмещение представляют здесь действительное "равенство количеств труда". И притом, это "уравнение человеческих сил сохраняет свое значение независимо от того, сколько отдельные личности произвели продуктов, больше или меньше, и даже в том случае, когда они случайно совсем ничего нe произвели"; дело в том, что можно рассматривать всякого рода деятельность, поскольку она требует затраты времени или сил, как производительный труд, - следовательно, и игру в кегли, и прогулки. Но обмен продуктами происходит не между отдельными
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 305
личностями, так как община является собственницей всех средств производства, а следовательно, также и всех продуктов, - он совершается, с одной стороны, между каждою хозяйственною коммуною и ее отдельными членами, а с другой,-между различными хозяйственными и торговыми коммунами. "Именно хозяйственные коммуны заменят внутри своих собственных пределов мелкую торговлю вполне планомерным сбытом". Точно так же будет организована торговля в крупных размерах. "Система свободного хозяйственного общества... будет поэтому громадным учреждением для обмена, операции которого будут производиться при посредстве и на основе благородных металлов. Уверенность в непреодолимой необходимости такого обмена отличает нашу схему от всех тех туманных воззрений, от которых еще не освободились наиболее рациональные формы ходячих в настоящее время социалистических представлений".
В целях этого обмена хозяйственная коммуна, как первая при-своительница общественного продукта, назначает "для каждого рода предметов общую цену", согласно средним издержкам производства. "В настоящее время так называемые издержки производства... служат для определения стоимости и цены, тогда же (в "социалитарной общине") эту роль будут играть... оценки количеств потраченного труда. Эти оценки, которые, согласно принципу, признающему равные права за каждой личностью и применяемому также и в хозяйственной области, сводятся, в конечном счете, к зависимости от числа участвовавших в работе лиц, будут служить вместе с тем основанием для определения цен, соответствующих естественным отношениям производства и общественному праву оценки. Производство благородных металлов, как и в настоящее время, останется определяющим моментом для установления стоимости денег... Из этого видно, что в измененном общественном строе как для стоимостей, так и для тех отношений, в которых взаимно замещаются продукты, не только не утрачивается, но лишь впервые правильно устанавливается принцип определения и оценки". Прославленная "абсолютная стоимость", наконец, реализуется.
Но, с другой стороны, коммуна должна будет также предоставить каждой отдельной личности возможность покупать у нее произведенные продукты, выплачивая каждому члену ежедневно, еженедельно или ежемесячно, в качестве эквивалента за его труд, определенную сумму денег, одинаковую для всех. "Поэтому, с точки зрения социальной организации, безразлично, говорить ли о том, что заработная плата должна исчезнуть, или же о том, что она должна стать
306 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
исключительной формой экономических доходов". Но одинаковые заработные платы и одинаковые цены обусловливают "количественное, если не качественное равенство потребления" и тем самым экономически осуществляют "всеобщий принцип справедливости". Что же касается до определения высоты этой заработной платы будущего, то о ней г. Дюринг говорит только, что здесь, как во всех других случаях, "одинаковый труд обменивается на одинаковый труд". За шестичасовой труд будут поэтому выплачивать сумму денег, овеществляющую в себе как раз шесть рабочих часов.
Однако отнюдь не следует смешивать "всеобщий принцип справедливости" с тем грубым равнением под одно, которое так восстанавливает буржуа против всякого,-особенно, стихийного,-рабочего коммунизма. Он далеко не так неумолим, как это кажется с первого взгляда. "Принципиальное равенство прав в экономической области не исключает того, что, на-ряду с удовлетворением требований справедливости, будет иметь место добровольное выражение особой признательности и почета... Общество чтит само себя, отличая выше поднявшиеся виды деятельности тем, что наделяет их умеренным увеличением потребления". И г. Дюринг тоже чтит сам себя, когда он, соединяя голубиную невинность с змеиной муд- ростью, так трогательно заботится об умеренном увеличении потребления для всех Дюрингов будущего.
Так в социалитарной коммуне радикально устраняется капиталистический способ распределения. Ибо, "если предположить, что при наличности такого положения вещей кто-нибудь и будет иметь в своем частном распоряжении излишек средств, то он не в состоянии будет приискать для них никакого капиталистического применения. Ни отдельная личность, ни группа лиц не станут приобретать эти излишки для производства иначе, как путем обмена или покупки, но никогда не станут платить за них проценты или выплачивать прибыль". И поэтому совершенно допустимо "согласное с принципом равенства наследование имущества". Оно неизбежно, ибо "наследование в какой-нибудь форме всегда будет необходимым спутником семейного принципа". И право наследования также "не может привести к накоплению громадных состояний, так как при коммунистических порядках образование собственности не может иметь целью создание средств производства и существование исключительно в качестве рантье".
Таким образом хозяйственная коммуна вполне налажена. Посмотрим же теперь, как она ведет свое хозяйство.
Мы предполагаем, что все проекты г. Дюринга вполне осуще-
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 307
ствлены и что, между прочим, хозяйственная коммуна выплачивает каждому своему члену за его ежедневный шестичасовой труд денежную сумму, в которой воплощено также шесть часов труда, положим 12 марок. Равным образом мы предполагаем, что цены точно соответствуют стоимостям, т. е., согласно нашим предпосылкам, заключают в себе стоимость сырья, изнашивания машин и орудий труда и выплаченной заработной платы. Хозяйственная коммуна со ста работающими членами производит в таком случае ежедневно товаров стоимостью в 1 200 марок, а в год, состоящий из 300 рабочих дней, стоимость в 360 000 марок и выплачивает такую же сумму своим членам, из которых каждый делает, что ему угодно, с приходящимися на его долю 12 марками ежедневно или 3 600 марок в год. В конце года, как и через сто лет, коммуна не богаче, чем в самом начале. В течение всего этого времени она ни разу не будет в состоянии предоставить некоторый излишек потребления для г. Дюринга, если она не захочет растратить для этого фонд своих средств производства. Накопление совершенно забыто. Хуже того. Так как накопление является общественною необходимостью и сохранением денег дана удобная для него форма, то организация хозяйственной коммуны побуждает своих членов непосредственно к частному накоплению и этим самым ведет к своему собственному разрушению.
Как избежать этого противоречия в природе хозяйственной коммуны? Она могла бы найти выход в излюбленном "обложении пошлиной", в надбавке к цене, и продавать свой годовой продукт вместо 360 000 марок за 480 000. Но так как все остальные хозяйственные коммуны находятся в таком же самом положении и потому должны сделать то же, то каждая из них, при обмене с другой, должна опла-
чивать ровно столько "пошлин", сколько налагает она сама, и "дань", таким образом, будет целиком ложиться на ее собственных членов.
Или же коммуна решит это дело гораздо проще,-именно будет выплачивать каждому члену за шестичасовой труд менее, чем он стоит, - предположим, только эквивалент четырехчасового труда,
т. е. вместо 12 марок - ежедневно только 8 марок, оставляя при этом цены товаров неизменными. В этом случае коммуна прямо и открыто сделает то, к чему в предыдущем случае замаскированно стремилась косвенным путем: она образует марксову прибавочную стоимость,
в 120 000 марок ежегодно, чисто капиталистическим образом, т. е. не оплачивая по полной стоимости труд своих членов и, в то же время, продавая им по полной стоимости товары, которые они могут приобретать только у нее. Хозяйственная коммуна, таким образом, только в том случае может составить резервный фонд,
308 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
если она, сняв с себя маску, выступит в качестве "облагороженной" trucksystem,1 покоящейся на самом широком коммунистическом основании.
Итак, одно из двух: или хозяйственная коммуна "обменивает равные количества труда на равные" и в таком случае не может накоплять фонд для поддержания и расширения производства, предоставляя это только частным лицам, или же она образует такой фонд и в таком случае не обменивает равные количества труда на равные".
Так обстоит дело с сущностью обмена в хозяйственной коммуне. Как же с формой? Обмен облегчается посредством металлических денег, и г. Дюринг немало кичится "историческим значением" такой формы обмена в коммуне. Но он не понимает, что в сношениях между коммуной и ее членами эти "деньги" отнюдь не являются деньгами и должны функционировать совсем не в этом качестве. Они служат настоящими сертификатами труда, т. е., говоря языком Маркса, их роль ограничивается тем, что они констатируют "только индивидуальное участие производителей в общей работе и их индивидуальное притязание на определенную часть совокупного продукта, назначенного для потребления", и в этой своей функции являются "столь же мало деньгами, как какой-нибудь театральный билет". Они могут поэтому быть заменены каким угодно знаком; так, например, Вейтлинг заменяет их "коммерческой книгой", в которой на одной стороне отмечаются рабочие часы, а на другой - причитающиеся за них средства жизни и наслаждения. Одним словом, в сношениях хозяйственной коммуны с ее членами деньги функционируют просто как оуэновские "деньги за рабочие часы" (Arbeits-stundengeld) -- тот "призрак", на который с такою важностью сверху вниз смотрит г. Дюринг и который он сам, однако, сделал элементом хозяйства будущего. Куском ли бумаги, костяшкой ли счетов, или куском золота будет марка, обозначающая количество исполненных "обязанностей в производстве" и приобретенных за это "прав на потребление", - все это совершенно безразлично для поставленной цели. Для других же целей не безразлично,-как это будет ниже показано.
Если, таким образом, металлические деньги уже в сношениях хозяйственной коммуны с ее членами функционируют не в качестве денег, а как замаскированные трудовые марки, то еще менее они
-----------------------------------
1 Truck-system называется в Англии - хорошо известная также и в Германии - система, при которой фабриканты сами имеют лавки и заставляют своих рабочих покупать нужные им товары в этих лавках.
РАСПРЕДЕЯЕНИЕ 309
пригодны для функции денег при обмене между различными хозяйственными коммунами. Здесь, если принять предпосылки г. Дюринга, металлические деньги совершенно излишни. Прежде всего совершенно достаточно простой бухгалтерии для регулирования обмена продуктов известного количества труда на продукты равного им труда, а затем гораздо проще в этом случае взять для измерения труда время, а за единицу рабочий час, чем предварительно переводить рабочие часы на деньги. Обмен в данном случае является чисто натуральным обменом; все превышения требований легко и просто выравниваются путем перевода на другие коммуны. Но если коммуна действительно обречена на дефицит по отношению к другим коммунам, то все "существующее во вселенной золото", хотя бы оно и обладало свойством быть по самой природе своей деньгами, не в состоянии избавить эту коммуну от необходимости покрытия этого дефицита путем увеличения собственного труда, если только она не желает впасть в долговую зависимость от других коммун. Впрочем, пусть читатель все время не упускает из виду, что мы здесь отнюдь не занимаемся конструированием будущего. Мы просто, взяв в основание предположения г. Дюринга, выводим из них неумолимые логические следствия.
Итак, ни в обмене между хозяйственною коммуною и ее членами, ни в обмене между отдельными коммунами, золото, которое "по самой природе своей является деньгами", не может осуществить своей природной функции, хотя г. Дюринг и предписывает ему выполнение этой роли в "социалитарной организации". При таком положении нам приходится поставить вопрос, не предназначена ли иная роль для денег в названной организации. На этот вопрос приходится ответить утвердительно. Хотя г. Дюринг и дает каждому право на "количественно одинаковое потребление", но он не в состоянии при-
нуждать к тому кого бы то ни было. Наоборот, он горд тем, что в его социалитарной организации каждый может делать со своими деньгами то, что он хочет. Следовательно, он не может воспрепятствовать тому, чтобы некоторые из членов коммуны делали сбережения, а другие не могли бы сводить концов с концами на свой заработок. Он делает это даже неустранимым, открыто признавая в праве наследования общую собственность семьи, откуда вытекает, далее, обязанность родителей содержать детей. Этим, несомненно, системе количественно одинакового потребления наносится весьма чувствительная брешь. Холостяк прекрасно и весело живет на свой ежедневный заработок в восемь или двенадцать марок, тогда как вдовцу с восемью несовершеннолетними детьми весьма туго приходится при
310 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
таком заработке. Затем коммуна, допускающая, без дальнейших рассуждений, деньги в качестве платежного средства, тем самым открыто допускает возможность приобретения этих денег не только собственным трудом. Non olet (деньги не пахнут). Она не знает их происхождения. Но в таком случае имеются все условия для того, чтобы металлические деньги, игравшие до сих пор исключительно роль трудовой марки, могли выступить и в роли настоящих денег. Для этого нужен лишь случай; побудительными же причинами для этого должны явиться, с одной стороны, образование сокровищ, а другой - задолженность. Нуждающийся делает заем у накапливающего деньги. И эти полученные взаймы деньги, принимаемые коммуной в уплату за жизненные припасы, становятся вследствие этого снова тем, чем они являются в современном обществе, т. е. общественным воплощением человеческого труда, действительной мерой труда, всеобщим средством обращения. Против этого "законы и нормы управления" всего света так же бессильны, как против таблицы умножения или химического состава воды. И так как накапливающий деньги в состоянии вынудить у нуждающегося уплату процентов, то вместе с функционирующими в качестве платежного средства металлическими деньгами восстановится само собою и ростовщичество .
До сих пор мы рассматривали, каковы будут последствия сохранения металлических денег лишь в сфере влияния дюринговой хозяйственной коммуны. Но вне этой сферы, в остальной, негодной части мира, экономическая жизнь будет итти по старому пути. Золото и серебро останутся, таким образом, на мировом рынке, сохраняя свойство всемирных денег, всеобщего покупательного и платежного средства, служа абсолютным общественным воплощением богатства. И это свойство благородного металла явится для отдельных членов хозяйственной коммуны новым мотивом к накоплению сокровищ, к обогащению, к ростовщичеству, мотивом свободно и независимо лавировать между коммуной и находящимся вне ее границ миром и с барышом использовать на мировом рынке накопленное богатство. Ростовщики коммун очень скоро сделаются торговцами орудий обращения, банкирами, владельцами средств обращения и всемирных денег, а затем и владельцами средств производства, хотя бы эти последние еще много лет фигурировали номинально как собственность хозяйственной и торговой коммуны; в конце же концов, эти банкиры станут и всеми признанными господами самой хозяйственной и торговой коммуны. "Социалитарная организация" г. Дюринга в самом деле весьма существенно отличается от "туманных представлений"
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 311
других социалистов. Она не преследует никакой другой цели, кроме возрождения класса крупных финансистов; под их контролем и для их кошельков коммуна должна изнурять себя на работе, если вообще она когда-нибудь образуется и будет существовать. И единственным для нее средством спасения может явиться то, что собиратели сокровищ предпочтут бежать из коммуны, захватив с собою всемирные деньги.
При весьма распространенном в Германии незнакомстве со старыми социалистическими учениями, какой-нибудь невинный юноша может задать вопрос, не дали ли бы, например, трудовые марки Оуэна повода к подобному же злоупотреблению. Хотя мы здесь не намерены распространяться о значении этих трудовых марок, все же не мешает, для сравнения дюринговского "всеобъемлющего схематизма" с "грубыми, бледными и убогими идеями" Оуэна, заметить следующее. Во-первых, для такого злоупотребления трудовыми марками Оуэна необходимо их превращение в действительные деньги, между тем как г. Дюринг предполагает именно ввести действительные деньги, но в то же время хочет воспрепятствовать тому, чтобы они функционировали иначе, чем простые трудовые марки. Если, таким образом, нельзя отрицать опасности злоупотребления трудовыми марками Оуэна, то у г. Дюринга деньги с их имманентной, независимой от человеческой воли природой, конечно, с самого начала явились бы источником злоупотреблений, хотя г. Дюринг и хочет им навязать иную роль, в силу своего собственного непонимания природы денег. Во-вторых, трудовые марки являются у Оуэна лишь переходной формой к полной общности имуществ и свободному пользованию общественными ресурсами и сверх того, пожалуй, еще одним из средств уверить британскую публику в возможности осуществления коммунизма. Если, таким образом, возможные злоупотребления могут принудить оуэновское общество отменить трудовые марки, то это, несомненно, было бы шагом вперед к намеченной цели и могло бы только поднять коммуну на более высокую ступень ее развития. Наоборот, стОит в дюринговой хозяйственной уничтожить деньги, и она тотчас не только потеряет свое "историческое значение" и лишится наиболее существенной своей прелести, но и должна будет, прекратив свое существование, упасть в область тех туманных представлений, откуда извлек ее г. Дюринг, напрасно потратив на это много труда и рациональной фантазии.1
----------------------------------------------
1 Мимоходом заметим: г. Дюрингу совершенно не известна роль, которую играют трудовые марки в оуэновском коммунистическом обществе. Он знает
312 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
Как же могли возникнуть все эти странные нелепости и заблуждения, в рамки которых ставится хозяйственная коммуна г. Дюринга? Просто благодаря туману, окутывающему в голове г. Дюринга понятия стоимости и денег и заставляющему его, в конце концов, стремиться к открытию стоимости труда. Но так как г. Дюринг отнюдь не является монополистом подобных туманных представлений в Германии, а, наоборот, имеет много конкурентов, то мы намерены "заставить себя на минуту заняться распутыванием того клубка", который он здесь напутал.
Единственная стоимость, которую знает политическая экономия, есть стоимость товаров. Что такое товары? Продукты, произведенные в обществе более или менее разъединенных частных производителей, т. е. прежде всего частные продукты. Но эти частные продукты только тогда становятся товарами, когда они производятся не для потребления самих производителей, но для потребления других, т. е. для общественного потребления; они вступают в общественное потребление путем обмена. Частные производители находятся, таким образом, в общественной связи между собой, образуют общество. Иx продукты, будучи частными продуктами каждого в отдельности, являются, следовательно, в то же время, но не предумышленно и как бы против воли их также и общественными продуктами. В чем же состоит общественный характер этих частных продуктов? Очевидно, в двух свойствах: во-первых, в том, что все они удовлетворяют какой-нибудь человеческой потребности, имеют потребительную стоимость не только для своего производителя, но и для других: и, во-вторых, в том, что они, будучи продуктами отдельных видов труда, являются, одновременно с этим, продуктом простого человеческого труда вообще. Поскольку они обладают потребительною стоимостью для других, постольку они могут вообще вступить в обмен; поскольку же в них заключается человеческий труд вообще, простое применение человеческой рабочей силы, постольку они могут приравниваться в обмене, будучи равными и неравными в этом отношении друг к другу, соответственно заключающемуся в каждом из них количеству этого труда. В двух однородных частных продуктах, при неизменных общественных отношениях, может заключаться неодинаковое количество частного труда, но всегда обязательно одинаковое количество человеческого труда во-
-------------------------------
эти марки - от Сарджента - лишъ постольку, поскольку они фигурируют в естественно неудавшихся "Labour Exchange Bazars", в этой попытке перейти с помощью непосредственно трудового обмена из современного общества в коммунистическое.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 313
обще. Неискусный кузнец может сделать пять подков в то время, в которое искусный сделает десять. Но общество не воплощает в стоимость случайную неискусность отдельной личности; оно признает человеческим трудом вообще только труд, обладающий среднею-нормальною ловкостью работника. Одна из пяти подков первого кузнеца представляет поэтому в обмене не большую стоимость, чем одна из произведенных в то же время десяти подков второго. Лишь постольку частный труд является общественно-необходимым, постольку он и заключает в себе человеческий труд вообще.
Таким образом, говоря, что товар имеет данную определенную стоимость, я говорю: 1) что он представляет собой общественно-полезный продукт; 2) что он произведен за частный счет отдельною личностью; 3) что он, будучи продуктом частного лица, в то же время, как бы без ведома и против воли производителя, является продуктом общественного труда определенного количества, устанавливаемого общественным путем в процессе обмена; 4) что это последнее количество выражается не в известном количестве часов труда, а в некотором другом товаре. Если я, таким образом, говорю, что эти часы стоят столько же, сколько этот кусок сукна, и что стоимость каждого из них равна пятидесяти маркам, то я говорю этим: в часах, в сукне и в этих деньгах воплощено одинаковое количество общественного труда. Я констатирую таким образом, что воплощенное в них общественное рабочее время общественно измерено и найдено равным. Но не прямо, абсолютно, как в других случаях, измеряют рабочее время-рабочими часами или днями и т. д., но косвенным путем, при помощи обмена, значит- относительно. Я не могу, следовательно, выразить это определенное количество рабочего времени, воплощенного в данном товаре, прямо в рабочих часах, число которых остается мне неизвестным, но только косвенным путем, относительно, - в каком-нибудь другом товаре, который представляет одинаковое с первым количество общественного рабочего времени. Часы стоят столько же, сколько кусок сукна.
Но товарное производство и товарный обмен, принуждая обще-ство прибегать к такому косвенному пути. заставляют его, вместе с тем, стремиться к возможно большему упрощению этого процесса. Они выделяют из общей плебейской массы товаров один более благородный товар, в котором раз навсегда выражается стоимость всех других товаров,-товар, который приобретает значение непосредственного воплощения общественного труда и поэтому непосредственно и безусловно выменивается на все другие товары, - деньги.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 315
производства, работа распределяется согласно обычаю и потребностям, точно так же и продукты, поскольку они тратятся непосредственно на потребление. Непосредственное общественное производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен, а следова - тельно, и превращение продуктов в товары (по крайней мере внутри общины), а вместе с тем и превращение их в стоимости.
Коль скоро общество вступает во владение средствами производства и применяет их в непосредственно обобществленном производстве, - труд каждого отдельного лица, как бы ни был различен его специфически полезный характер, становится сам по себе и непосредственно общественным трудом. Для того чтобы определить в таком случае количество заключающегося в продукте общественного труда, не надо теперь прибегать к косвенному пути; ежедневный опыт непосредственно указывает, какое количество его необходимо в среднем. Общество может просто учесть, сколько часов труда воплощено в паровой машине, в гектолитре пшеницы последнего урожая, в ста квадратных метрах сукна известного качества. Ему не может поэтому прийти в голову выражать заключающиеся в продуктах количества труда, которые ему тогда непосредственно и абсолютно известны, еще, сверх того, посредством относительной, неопределенной и недостаточной, хотя и бывшей раньше неизбежной, как крайнее средство, мерой, - т. е. выражать их в третьем продукте, а не в их естественной, адэкватной, абсолютной мере, в рабочем времени. Это так же было бы бесполезно, как химику выражать атомные веса разных элементов косвенным путем, в их отношении к атому водорода, в том случае, если бы он умел выражать вес атомов абсолютно, в их адэкватной мере, именно в их действительном весе, в биллионных или в квадриллионных частях грамма. Общество не станет приписывать продуктам, при выше указанных условиях, какой-нибудь стоимости. Оно не будет констатировать того простого факта, что сто квадратных метров сукна потребовали для своего производства, например, тысячу часов труда, косвенным и бессмысленным способом, говоря, что это сукно обладает стоимостью в тысячу рабочих часов. Разумеется, общество должно знать, сколько труда требует каждый предмет потребления для своего производства. Оно должно будет выработать план производства, сообразуясь со средствами производства, к которым, в частности, принадлежат также и рабочие силы. Степень полезности различных предметов потребления, сопоставленных друг с другом и с необходимыми для их произведения количествами труда, определит окончательно
316 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
этот план. Люди сделают тогда все очень просто, не прибегая к услугам знаменитой "стоимости".1
Понятие стоимости является наиболее всеобщим и потому наиболее полным выражением экономических условий товарного производства. В понятии стоимости поэтому заключаются в зародыше не только деньги, но и все более развитые формы товарного производства и товарного обмена. В том, что стоимость есть выражение заключающегося в частных продуктах общественного труда, лежит уже возможность различения последнего от заключающегося в самом продукте частного труда. Если, таким образом, какой-нибудь частный производитель продолжает производить старым способом, в то время как общественный способ производства прогрессирует, то невыгода становится для него весьма чувствительной. То же явление происходит, когда совокупность частных производителей какого-нибудь определенного рода товаров произведет их в количестве, превосходящем общественную потребность. Вследствие того, что стоимость каждого товара не может выразиться иначе, как в стоимости другого товара, и только в обмене на него может быть реализована, бывает возможным, что или вообще не состоится обмен товаров или же реализуется не вся стоимость данного товара. Наконец, если выступает на рынок специфический товар - рабочая сила, то его стоимость определяется, как и стоимость всякого другого товара, сообразно с общественно-необходимым для ее производства рабочим временем. В форме стоимости продуктов поэтому уже находится в зародыше вся форма капиталистического производства, противоречие между капиталистами и наемными рабочими, промышленная резервная армия и кризисы. Следовательно, желать уничтожения капиталистического способа производства при помощи восстановления "истинной стоимости", это-то же самое, что стремиться к уничтожению католицизма путем восстановления "истинного" папы или же стараться создать общество, в котором производители, наконец, станут господствовать над своими продуктами, путем последовательного проведения экономического фактора, могущего явиться наиболее действительным средством порабощения производителей продуктами их собственного труда.
Если производящее товары общество развивает присущую това-
------------------------------
1 Что вышеупомянутое сопоставление степени полезности и затраты труда при регулировании производства представляет все, что остается в коммунистическом обществе от понятия стоимости, - об этом я говорил уже в 1844 г. ("Немецко-французские летописи", стр. 95). Но научное обоснование этого положения, как известно, стало возможным лишь после "Капитала" Маркса.
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 317
рам, как таковым, форму стоимости дальше, в форму денег, то выступают наружу и различные другие, еще скрытые в стоимости, зародыши. Ближайшим и наиболее существенным результатом является всеобщее распространение товарной формы. Даже производи-вшимся до сих пор для непосредственного собственного употребления продуктам деньги навязывают товарную форму и вовлекают их в обмен. Вместе с тем, товарная форма и деньги проникают во внутреннее хозяйство объединенных непосредственно для производства общин, рвут связи общины одну за другой и превращают членов общины в группу отдельных частных производителей. Деньги прежде всего вводят, как это можно наблюдать в Индии, вместо общинной обработки земли индивидуальную культуру; потом они приводят к тому, что пахотная земля, находящаяся в общественной собственности, разбивается на отдельные участки, с периодически повторяющимися переделами, а затем и к окончательному разделу земли (например, в общинах по Мозелю; это же явление начинается и в русской общине); наконец, господство денежного хозяйства вынуждает к такому же разделу еще оставшихся общинных лесов и лугов. Какие бы другие причины, коренящиеся в развитии производства, ни содействовали этому процессу, все же деньги остаются наиболее сильным средством воздействия на общинный быт. И с тою же самой естественной необходимостью деньги - наперекор всем "законам и нормам управления"-должны будут уничтожить и дюрингову хозяйственную коммуну, если она когда-нибудь осуществится.
Мы уже видели выше ("Политическая экономия", VI), что говорить о стоимости труда значит впадать в противоречие. Так как труд, при известных общественных отношениях, производит не только продукты, но и стоимость и эта стоимость измеряется трудом, то он так же мало может иметь особую стоимость, как тяжесть, в качестве таковой,-особый вес, или теплота-особую температуру. Но характерной особенностью путаных социальных представлений всех мудрецов "истинной стоимости" является утверждение, что в современном обществе рабочий получает неполную "стоимость" за свой труд и что социализм призван устранить это. В таком случае прежде всего надлежит установить, что такое стоимость труда; и это делают, пытаясь измерять труд не его адэкватной мерой - временем, но его продуктом. Рабочий должен получать "полный продукт своего труда". Не только продукт труда, но и самый труд должен быть вымениваем непосредственно на продукт, час труда-на продукт другого часа труда. Но тут тотчас же возникает "опасное" затруднение.
318 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
Если весь продукт будет распределяться между рабочими, тогда главнейшая прогрессивная функция общества-накопление, атрофируется или будет предоставлена деятельности и произволу каждого в отдельности. Что бы ни делали отдельные личности со своими "доходами", но общество в лучшем случае останется столь же богатым или бедным, каким оно и было. Таким образом, накопленные в прошедшем средства производства централизуются в руках общества только для того, чтобы в будущем все накопленные средства производства снова рассеять по рукам отдельных личностей. Своим собственным предпосылкам наносится удар, они доводятся до чи- стого абсурда.
Живой труд, деятельная рабочая сила, должен вымениваться на продукт труда. В таком случае он - товар, такой же как и продукт, на который он должен быть выменен. А если так, то стоимость этой рабочей силы определяется не продуктом ее, но воплощенным в ней общественным трудом,-т. е. согласно современному закону заработной платы.
Но ведь этого-то как раз и не должно быть. Живой труд, рабочая сила, по их мнению, должен быть выменен на его полный продукт, т. е. он должен обмениваться не по его меновой стоимости, но по его потребительной стоимости. Таким образом выходит, что закон стоимости должен применяться ко всем другим товарам, а между тем он отвергается по отношению к рабочей силе. И эта сама себя уничтожающая путаница является квинт-эссенцией теории "стоимости труда".
"Обмен труда на труд на основании равной оценки", поскольку это выражение вообще имеет смысл, значит, что продукты равных количеств общественного труда вымениваются друг на друга. Этот закон стоимости является основным законом именно товарного про-изводства, следовательно также и высшей формы последнего - капиталистического производства. Он проявляется в современном обще- стве таким способом, каким только и могут проявляться экономические законы в обществе частных производителей, как закон, лежащий в вещах и их отношениях и не зависящий от воли или стремлений производителей, т. е. как слепо действующий естественный закон. Возводя этот закон в основной закон своей хозяйственной коммуны и желая, чтобы она проводила его с полным сознанием, г. Дюринг делает основной закон современного общества основным законом своего фантастического общества. Он хочет сохранить современное общество, но без его отрицательных сторон. Он стоит совершенно на той же почве, как и Прудон. Подобно последнему, желая устранить
РАСПРЕДЕЛЕНИЕ 319
отрицательные явления, возникшие благодаря превращению товарного производства в капиталистическое, он полагает возможным уничтожить эти явления при помощи основного закона капиталистического производства, существование которого как раз и порождает эти отрицательные явления. Как и Прудон, он хочет заменить действительные следствия закона стоимости фантастическими.
Но как бы гордо ни выступал в рыцарский поход наш современный Дон-Кихот на своем благородном Россинанте, на "всеобщем принципе справедливости", сопровождаемый своим храбрым Санчо Панса - Абрагамом Энсом - для завоевания шлема Мамбрина - "стоимости труда", мы все-таки опасаемся, что домой он не привезет ничего иного, кроме старого, знаменитого таза цирульника.
V. ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ.
В двух последних главах мы почти вполне исчерпали экономическое содержание "новой социалитарной формы" г. Дюринга. И если стоит еще о чем-нибудь упомянуть, так это о том, что "универсальная широта исторической точки зрения" отнюдь не помешала ему принять в соображение свои специальные интересы, помимо известного уже нам "умеренного излишка потребления". Так как старое разделение труда продолжает существовать в "социалитарной организации", то хозяйственной коммуне предстоит считаться, на-ряду с тачечниками и архитекторами, также и с литераторами по профессии, отчего и возникает вопрос, как в таком случае поступить с авторским правом. Этот вопрос занимает г. Дюринга больше, чем какой-либо иной. Всюду, например, при упоминании о Луи Блане и Прудоне, читателю попадается на глаза авторское право, которое, наконец, трактуется вдоль и поперек на протяжении девяти страниц "Курса" и счастливо спасается в тихом пристанище "социалитарной организации" под видом таинственной "оплаты труда", с умолчанием, впрочем, о том, сохранится ли в этом случае также умеренный излишек потребления или нет. Глава о положении блох в естественной системе общества была бы в такой же мере уместна и во всяком случае менее скучна, чем глава об авторском праве.
Относительно государственного строя будущего "философия" устанавливает обстоятельный регламент. В этом вопросе Руссо, хотя и "единственный значительный предшественник" г. Дюринга, заложил все же недостаточно глубокое основание: его более глубокий преемник, конечно, рассматривает этот вопрос основательнее, усердно разбавляя Руссо водою, а также заменяя его мысли безвкусной мешаниной, составленной из обрывков гегелевской философии права. "Суверенитет индивидуума" образует основу дюрин-гова государства будущего. При господстве большинства он не будет подавлен, напротив, при этом только условии он и восторжествует. Как это произойдет? Очень просто. "Если предположить
ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ 321
соглашение каждого с каждым во всех направлениях и если эти
соглашения имеют своей задачей оказание помощи при несправед-ливых обидах, -в таком случае, и только в таком, окажется налицо могучая сила, способная охранять от нарушений право, которое уже не будет корениться в простом насилии массы над отдельною личностью или большинства над меньшинством". С легкостью жонглера философия действительности обходит неразрешимые затруднения, и если читатель скажет, что он не стал от этого умнее, то г. Дюринг ему ответит, что нельзя так легко относиться к этому вопросу, ибо "малейшая ошибка в понимании роли общей воли по-
вела бы к отрицанию суверенитета индивидуума, а только из этого
суверенитета (!) и проистекает действительное право". Г-н Дюринг обращается с своей публикой как раз так, как она заслуживает. Он мог бы даже быть еще бесцеремоннее: студенты, слушающие курс философии действительности, наверное не обратили бы на это внимания.
Суверенитет же личности, главным образом, заключается в том, что "отдельная личность абсолютным образом подчиняется государ-
ству", но это подчинение находит себе оправдание лишь постольку, поскольку оно "действительно служит естественной справедливости". Для этой цели существуют "законодательство и судебная власть", которые "должны остаться в руках коллективности", и, на-ряду
с ними, оборонительный союз, осуществляемый "в войске или исполнительном органе, предназначенном для обеспечения внутренней безопасности". Таким образом в будущем обществе будут по-старому функционировать и армия, и полиция, и жандармы. Г-н Дюринг уже не раз выказывал себя бравым пруссаком; здесь он подтверждает свое родство с тем образцовым пруссаком, который, по словам покойного министра фон-Рохова, "носит в груди своей жандарма". Но жандармы социалитарной коммуны будут не так опасны, как нынешние "фараоны". Что бы ни учиняли они над суверенной личностью, последняя всегда будет иметь одно утешение: "справедливость или несправедливость, которую она тогда может встретить при некоторых обстоятельствах, со стороны свободного общества, никогда не может быть хуже того, что принесло бы с собой естественное состояние"! И далее, заставив нас еще раз наткнуться на неустранимое авторское право, Дюринг обнадеживает нас в том, что в его новом государстве будет существовать, "само собой разумеется, вполне свободная и всем доступная адвокатура". "Ныне изобретенное свободное общество" оказывается все более смешанным. Архитекторы, тачечники, литераторы, жандармы и, к тому же,
322 AHTИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
еще адвокаты! Это "солидное и критическое царство мысли" точь-в-точь похоже на различные неземные царства различных религий, где верующий вновь встречает преображенным все то, что услаждало его в земной жизни. А г. Дюринг ведь принадлежит к государству, в котором "всякий может спасаться на свой лад". Чего же больше желать?
Что нам желательно, это, впрочем, здесь безразлично. Речь идет о том, что желательно г. Дюрингу. Последний же отличается от Фридриха II тем, что в его государстве будущего отнюдь не всякий может спасаться "на свой лад". В конституции этого государства будущего значится: "в свободном обществе не должно быть никакого культа, ибо каждый из его членов будет стоять выше детского, первобытного представления о том, что где-либо в природе есть существо, на которое можно воздействовать путем жертв или молитв". "Правильно понятая социалитарная система должна поэтому... упразднить все направленные к духовному колдовству стремления и вместе с тем все главные начала культа". Религия будет запрещена.
Каждая религия является ни чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни, отражением, в котором земные силы принимают форму сверхъестественных. В начале истории этому отражению подвергаются, прежде всего, силы природы; в ходе развития у различных народов появляются самые разнообразные и пестрые их олицетворения. Этот первоначальный процесс прослежен при помощи сравнительной мифологии - по крайней мере по отношению к индоевропейским народам-до проявления его в индийских ведах, а также обнаружен, в частности, у индусов, персов, греков, римлян, германцев и, поскольку хватает материала, у кельтов, литовцев и славян. Но скоро, на-ряду с силами природы, выступают также и общественные силы, - силы, которые противостоят человеку и господствуют над ним, оставаясь для него вначале такими же непонятными, чуждыми и обладающими видимой естественной необходимостью, как и силы природы. Фантастические образы, в которых сначала отражались только таинственные силы природы, теперь приобретают общественные атрибуты и становятся представителями исторических сил.1 На дальнейшей ступени развития
-------------------------------------
1 Этот позднейший двойственный характер богов просмотрела сравнительная мифология, односторонне характеризующая их как отражения естественных сил, и это привело впоследствии к путанице в мифологии. Так, у некоторых гер-
ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ 323
вся совокупность естественных и общественных атрибутов многих богов переносится на одного всемогущего бога, который, в свою очередь, является лишь отражением абстрактного человека. Так возник монотеизм, бывший исторически последним продуктом позднейшей греческой вульгарной философии и нашедший свое воплощение в иудейском, исключительно национальном боге Ягве. В этом удобном, пригодном и для всех подходящем образе религия может продолжать свое существование как выражение непосредственного эмоционального отношения людей к господствующим над ними, непонятным для них, естественным и общественным силам до тех пор, пока люди фактически находятся под гнетом этих сил. Но мы уже неоднократно говорили, что в современном буржуазном обществе люди подчинены созданным ими самими экономическим отношениям, произведенным ими самими средствам производства, как какой-то чуждой силе. Фактическое основание религиозной рефлективной деятельности продолжает, таким образом, существовать, а вместе с нею и самый религиозный рефлекс. И если буржуазная экономия "даже начинает немного понимать" причины этого внешнего господства, то дело ничуть не изменяется. Буржуазная экономия не в состоянии ни противодействовать кризисам вообще, ни спасти отдельного капиталиста от убытков, от безнадежных долгов и банкротства, ни избавить отдельного рабочего от безработицы и нищеты: по прежнему человек предполагает; а бог (т. е. внешнее господство капиталистического производства) располагает. Простого познания, хотя бы оно шло дальше и глубже знания буржуазной экономии, недостаточно, чтобы подчинить обществу общественные силы. Для этого необходимо, прежде всего, общественное действие. Но если допустить, что это действие воспоследовало и что общество, путем вступления во владение всей совокупностью средств производства и планомерного их употребления, освободило себя самого и всех своих членов от того рабства, в котором они до сих пор находятся благодаря IIMH самими произведенным, но противостоящим нм, в качестве непреодолимых внешних сил, средствам производства, - т. е. если допустить, что человек не только предполагает, но и располагает, то лишь в таком случае исчезнет последняя внешняя сила, до сих пор отражающаяся в религии, а вместе с тем и само
-----------------------------
манских племен бог войны обозначается по-древненорманнски - Тир; по-древневерхнегермански-Цио, соответствуя таким образом греческому Зевс, латинскому Юпитер, вместо Диупитер; у других - Эр, Эор, соответствует греческому Арес, латинскому Марс.
324 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
религиозное отражение, по той простой причине, что тогда уже нечего будет отражать.
Но г. Дюринг не расположен ждать момента, когда религию постигнет такая естественная смерть. Он поступает основательнее. Он превосходит самого Бисмарка, предлагая издать строгие майские законы не только против католицизма, но и против всех религий вообще; натравляя своих жандармов будущего на религию, он увенчивает ее благодаря этому ореолом мученичества и обеспечивает ей тем самым более продолжительное существование. Куда мы ни посмотрим, всюду специфически прусский социализм.
После того как г. Дюринг искоренил, наконец, в коммунах, религию, человек, "опирающийся только на самого себя и природу и достигший познания своих коллективных сил, может смело итти по всем тем путям, которые ему указывают ход вещей и его собственный характер". Посмотрим же, для разнообразия, по какому "ходу вещей" смело может двинуться под руководством г. Дюринга "опирающийся на самого себя" человек.
Первый момент в ходе вещей, когда человек готовится стать опорой самому себе, это - его рождение. Потом, во время своего натурального несовершеннолетия, он остается на попечении "естественной воспитательницы детей", матери. "Этот период мог бы простираться, как в древнем римском праве, до возмужалости, т. е. до 14 лет". Только в случаях недостаточного уважения к авторитету матери со стороны более взрослых невоспитанных мальчиков устранять этот недостаток должна отцовская власть, с помощью общественных воспитательных мер. Возмужав, ребенок поступает под "естественную опеку отца", если только таковой имеется налицо и "этот факт родства не оспаривается"; в противном случае община назначает опекуна.
Как мы знаем, г. Дюринг считает вполне возможным заменить капиталистический способ производства общественным, не преобразуя самого производства; так же точно он воображает, что возможно оторвать современную буржуазную семью от ее экономической основы, не изменяя вместе с тем ее формы. Эта форма представляется ему изъятой из действия законов эволюции в такой степени, что он сохраняет для семьи на вечные времена "древнее римское ираво", хотя и в "облагороженном" немного виде, и предполагает сохранить для нее и "право наследования", а следовательно, и все прерогативы экономической единицы, обладающей самостоятельным имуществом. Утописты в этом вопросе стоят неизмеримо выше г. Дюринга. У них, на-ряду с свободным соединением людей в общество
ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ 325
и преобразованием частной домашней работы в общественную промышленную деятельность, непосредственно придан общественный характер и воспитанию юношества, а вместе с тем действительно-свободный характер - взаимным отношениям членов семьи. Наконец, надо вспомнить, что еще Маркс указал (Marx, Kapital, p. 515 sqq.) на то, как "крупная промышленность благодаря значительной роли, предоставляемой ею женщинам, подросткам и детям обоего пола в общественно-организованных процессах производства, вне домашнего обихода, создает новую экономическую основу для высшей формы семьи и для отношений между собою обоих полов".
"Каждый социал-реформаторский фантазер,-говорит г. Дюринг,-имеет естественно наготове соответствующую своей новой социальной жизни педагогику". С этой точки зрения сам г. Дюринг представляется "настоящим монстром" среди социал-реформаторских фантазеров. Школе будущего он уделяет столько же внимания,, сколько и авторскому праву, а это нешуточное дело. Он обладает окончательно выработанным планом организации школ и университетов не только для всего "обозримого будущего", но также и для переходного периода. Мы же, с своей стороны, ограничимся лишь обзором наук, которым предполагают обучать юношество обоего пола в совершенной социалитарной организации в последней инстанции.
Всеобщая народная школа дает своим ученикам "все, что может обладать привлекательностью само по себе и принципиально важно для человека", знакомя их с "основами и главными выводами наук относительно миро- и жизнепонимания". Там их будут прежде всего обучать математике, и именно так, что круг всех принципиальных понятий и способов, начиная с простого счета и сложения и заканчивая интегральным исчислением, будет "вполне исчерпан". Это, однако, отнюдь не значит, что в этой школе действительно будут интегрировать и диференцировать; совсем напротив. Там будут изучать в действительности совершенно новые элементы математики в целом, содержащие в зародыше как обыкновенную элементарную, так и высшую математику. И хотя г. Дюринг уверяет, что "содержание учебников" этой школы будущего "в своих главных чертах вырисовывается схематически перед его глазами", но все же, к сожалению, ему до сих пор не удалось открыть эти "элементы математики в целом", а то, чего он не в состоянии сделать, "следует в самом деле ожидать только от свободных и возросших сил нового общественного строя". Но если виноградные гроздья математики будущего еще слишком зелены, зато астрономия, механика и физика
326 AHTИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
будущего не представят особых трудностей для преподавания, составляя "ядро всякого образования"; "зоология же и ботаника, при их - вопреки всем теориям - все еще преимущественно описательном характере, будут служить предметом легкого собеседования". Так говорится в "Курсе философии", стр. 417. Г-н Дюринг и до сего дня знает только одну "преимущественно описательную ботанику и зоологию". Вся органическая морфология, охватывающая собою сравнительную анатомию, эмбриологию и палеонтологию органического мира, не знакома ему даже по названию. В то время, как за его спиной возникают в области биологии целыми дюжинами совершенно новые науки, его детский ум все еще черпает "возвышенные, современные образовательные элементы естественно-научного способа мышления" из естественной истории для детей Раффа, и на основании такого материала он дарует эту конституцию органического мира для всего "видимого будущего". Химия, как и обычно у г. Дюринга, совершенно отсутствует в школьной программе.
Что касается эстетической стороны воспитания, то г. Дюринг намерен создавать все вновь. Существовавшая до сих пор поэзия для этого не годится. Там, где запрещены все религии, само собою разумеется, не могут быть терпимы в школе обычно употребляемые прежними поэтами "мифологические и религиозные образы". Равным образом должен быть воспрещен "поэтический мистицизм, к которому, например, был сильно склонен Гете". Таким образом, г. Дюрингу самому, волей неволей, придется изготовить "поэтические образцы", соответствующие "высшим запросам примирившейся с разумом фантазии", и нарисовать настоящий идеал, "обозначающий завершение мира". Лишь бы только он не медлил с этим! Хозяйственная коммуна сможет завоевать мир лишь тогда, когда она двинется в поход тяжкой поступью примиренного с разумом александрийского стиха.
Подрастающему гражданину будущего государства не предстоит особых мучений с филологией. "Изучение мертвых языков будет совершенно оставлено... а изучение живых иностранных языков будет делом второстепенным". Только там, где сношения между народами выразятся в передвижениях народных масс, иностранные языки должны быть усвоены каждым в легкой форме, смотря по нужде. Для достижения "действительно образовательного результата при изучении языков" придумана своего рода всеобщая грамматика, и особенно для этого дела должна служить "материя и форма родного языка". Национальная ограниченность современного человека является еще слишком космополитической для г. Дюрин-
ГOCУДАРСТВО. СЕМЬЯ. BOCПИTAHHE 327
га. Он хочет уничтожить и те два рычага, которые при современном строе дают хотя некоторую возможность стать выше ограниченной национальной точки зрения,-одновременно упразднить и знание древних языков, открывающее, по крайней мере, лицам разных стран, получавшим классическое образование, общий широкий горизонт, и знание языков новых, при помощи которого люди различных наций понимают друг друга и благодаря которому только и могут ознакомиться с тем, что происходит вне их собственной сферы жизни. Зато грамматика родного языка должна основательно вызубриваться. Но "материя и форма родного языка" только тогда могут быть поняты, когда прослеживают его возникновение и постепенное развитие, а это невозможно, если оставлять без внимания, во-первых, его собственные омертвевшие формы и, во-вторых, родственные живые и мертвые языки. Это последнее, казалось бы, могло грозить вторжением в запрещенную область. Напрасный страх. Г-н Дюринг, нагнав из своего учебного плана всю современную историческую грамматику, оставляет дтя обучения языкам в своей школе только старомодную, выкроенную в стиле древней классической филологии, техническую грамматику, со всей ее казуистикой и произвольностью, порождаемыми отсутствием в ней исторического основания. Ненависть к старой филологии доводит его до того, что все самое дурное, что можно в ней найти, он делает "центральным пунктом имеющего действительно образовательное значение изучения языков". Очевидно, нам приходится иметь дело с филологом, никогда не слыхавшим об историческом языкознании, так сильно и плодотворно развившемся в последние 60 лет, и поэтому отыскивающим "современные возвышенные образовательные элементы" языкознания не у Боппа, Гримма и Дица, но у блаженной памяти Гейзе и Беккера.
Но и после "этой науки" молодой гражданин государства буду-щего долго не сможет опираться на самого себя. Для этого нужно заложить в его душе более глубокий фундамент, при помощи "усвоения последних философских основ". Но такое углубление... "не представляет собою гигантской задачи", так как г. Дюринг открыл для этого легкий и свободный путь. В самом деле, "если счистить то немногое точное знание, которым может гордиться всеобщая схематика бытия, от ложных, схоластических побрякушек" и если решиться признавать вообще истинным только "удостоверенную (господином Дюрингом) действительность", то элементарная философия станет доступной и юношеству будущего. "Напомним о тех крайне простых приемах, посредством которых мы придали
328 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
понятию бесконечности и его критике неизвестное до тех пор значение", чтобы "не отказаться от надежды, что, при помощи современного углубления и уточнения, столь просто установленные элементы универсального понимания пространства и времени свободно могут сделаться предметом элементарных знаний... и, таким образом, наиболее основательные мысли (г. Дюринга) могли бы играть не второстепенную роль в универсальной образовательной систематике нового общества". Самому себе равное состояние материи и сосчитанная бесчисленность признаны "не только поставить человека на ноги, но и заставить уразуметь собственными силами, что так называемый абсолют находится у него под ногами".
Итак, как видит читатель, народная школа будущего, в сущности, не что иное, как немного "облагороженная" прусская гимназия, в которой греческий и латинский языки заменены некоторым увеличением занятий по чистой и прикладной математике и, главным образом, обучением элементам философии действительности, и немецкая педагогика здесь вновь почтительно возвращается к Беккеру, опускаясь до уровня школы низшей ступени. Действительно, нет оснований "отказаться от надежды", почему бы оказавшиеся после нашего рассмотрения в высшей степени школьническими "познания" г. Дюринга во всех затронутых им отраслях знания или, лучше сказать, почему бы вообще то, что осталось от них после проделанной нами основательной "чистки", "не перешло бы, в конце концов", оптом и в розницу "в ряд элементарных знаний", тем более что оно никогда и не покидало этого поприща. Конечно, г. Дюринг одним ухом слышал, что в социалистическом обществе труд и воспитание будут соединены и для этого предполагается обеспечить подрастающим поколениям всестороннее техническое образование; и вот этот-то план своим обычным и своеобразным способом приноравливается г. Дюрингом к социалитарной коммуне. Но так как существующее теперь разделение труда в своих существенных чертах сохраняется, как мы видели, в дюринговом производстве будущего, то тем самым уничтожается и возможность практического применения этого технического школьного образования, отнимается. у него всякое значение для самого производства. У него остается одна только цель: заменить гимнастику, о которой ничего не хочет знать наш "основательный" реформатор. Поэтому в защиту своей школы г. Дюринг мог придумать только несколько банальных фраз, вроде следующей: "юноши, как и старики, должны работать в серьезном смысле этого слова". Но поистине плачевной оказывается эта не имеющая значения и бессодержательная болтовня при сравнении
ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ 329
ее хотя бы с следующим местом из "Капитала" (р. 508 - 515), где Маркс развивает положение, что "из фабричной системы, как это можно в подробности проследить у Роберта Оуэна, возникли зародыши будущего воспитания, при котором для всех детей свыше известного возраста будут соединены производительный труд с учением и гимнастикой, не только как способ увеличения общественного производства, но как единственный способ производства всесторонне развитых людей".
Не будем касаться вопроса об университете будущего, в котором философия действительности составит ядро всего знания и в котором, рядом с медицинским факультетом, в полном расцвете будет продолжать свое существование также и юридический; оставим в стороне также "специальные профессиональные заведения", о которых нам сообщают лишь то, что они должны иметь значение только "для двух-трех предметов". Предположим, что юный гражданин будущего "опирается, наконец, на самого себя" по окончании всех школьных курсов и что он уже в состоянии заняться приисканием себе жены. Какой путь открывает ему здесь г. Дюринг?
"Ввиду важности размножения для укрепления, улучшения и смешения, равно как и для развития возникающих вновь особенностей, следует искать основные корни человеческих или нечеловеческих качеств главным образом в половом общении и подборе и, сверх-того, еще в заботе, направленной на обеспечение или предупреждение определенного исхода родов. Суд над дикостью и тупостью, господствующими в этой области, следует предоставить практически позднейшей эпохе. Однако следует выяснить с самого начала, даже при существующем гнете предрассудков, что гораздо важнее удавшийся или неудавшийся природе или человеческой предусмотрительности качественный характер рождений, чем их численность. Во всяком случае во все эпохи и при всяком правовом строе совершалось тайное уничтожение уродов в огромных размерах... но лестница, ведущая от нормального до уродства, граничащего с потерей человеческого образа, имеет много ступеней. Если принимаются меры против появления такого человека, который оказался бы только плохим созданием, то это представляет, очевидно, плюс". Точно так же в другом месте говорится: "Философскому рассмотрению не трудно будет признать право не родившегося еще мира на возможно лучшую композицию... Момент зачатия и во всяком случае момент рождения дают повод для применения в этом отношении предохранительных или, в крайнем случае, пресекающих мер". И далее: "Греческое искусство идеально представлять человека в мраморе не в
330 AHTИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
состоянии будет сохранить свое прежнее историческое значение, когда будет разрешена менее художественная, но зато более важная для жизненных судеб миллионов задача-усовершенствование образования человека из плоти и крови. Этот род искусства - не просто пластический, и его эстетика не состоит в созерцании мертвых форм"... и так далее.
Наш молодой гражданин будущего падает с облаков. Что при вступлении в брак дело идет не просто о пластическом искусстве и не о созерцании мертвых форм, это он знал, конечно, и без г. Дюринга; но последний ведь обещал ему, что он будет свободно шествовать по всем путям, которые перед ним откроют ход вещей и его собственный характер, для того чтобы найти сочувствующее женское сердце с принадлежащим ему телом. "Нет!" гремит ему в ответ "более глубокая и строгая мораль". Прежде всего надо устранить ту дикость и тупость, которые царят в области полового подбора, и воздать должное праву вновь рождающегося мира на возможно лучшую композицию. В торжественный момент брака на лиц, вступающих в него, возлагается обязанность усовершенствовать образование человека из плоти и крови, чтобы, так сказать, стать Фидием в этом отношении. Как приступить к этому? В приведенных таинственных выражениях г. Дюринга нет ни малейшего указания на это, хотя последний сам говорит, что это дело "искусства". Быть может, г. Дюринг набросал уже перед своими глазами схематическое "руководство к этому искусству", вроде тех, образцы которых в изобилии циркулируют в настоящее время в немецкой книжной торговле? Во всяком случае тут он переносит наше воображение из сферы социа-литарной коммуны в одну из сцен "Волшебной флейты", причем, однако, жизнерадостный франк-масонский поп Зарастро едва ли может назваться "жрецом второго класса" по сравнению с нашим более глубоким и строгим моралистом. Испытания, которым подвергал этот поп любовные парочки своих адептов, представляют просто детскую игру по сравнению с тем грозным осмотром, к которому г. Дюринг вынуждает своих обоих суверенных индивидов, прежде чем позволить им вступить в состояние "нравственного и свободного брака". Так, может случиться, что какой-нибудь "опирающийся на самого себя" Тамино будущего хотя и твердо опирается на так называемый абсолют, но одна из его физических опор отступает на одну-две ступени от нормального, так что злые языки называют его колченогим; или же что его дорогая Памина будущего не вполне твердо стоит на упомянутом абсолюте, благодаря легкому уклонению в сторону правого плечика, каковое перемещение зависть людская
ГОСУДАРСТВО. СЕМЬЯ. ВОСПИТАНИЕ 331
называет легким горбиком. Что делать тогда? Воспретит ли им наш более глубокий и строгий Зарастро практику искусства по усовершенствованию образования человека из плоти и крови, или же захочет применить к ним при "зачатии" свои "предохранительные меры", или же при "рождении" свои "пресекающие меры"? Не знаю, но держу пари, что влюбленная пара всегда предпочтет бежать от Зарастро-Дюринга, для того чтобы поспешить заключить законный брак, не внимая его мудрым советам.
Постойте! - восклицает г. Дюринг. Вы меня не поняли! Дайте мне высказаться. "При наличии более возвышенных, истинно-человеческих побудительных мотивов здоровых половых сношений... принявшее облагороженно-человеческий характер половое возбуждение, которое является в виде страстной любви, представляет в своей двухсторонности лучшую гарантию удовлетворительного супружества, также и по отношению к плодам его... второстепенным результатом будет, что из самих по себе гармонических отношений получится дитя соответствующей красоты. Отсюда опять-таки следует, что всякое принуждение в сфере любви должно действовать вредным образом" и т. д. И таким образом все разрешается к наилучшему в наилучшей из социалитарных коммун. Колченогий и горбатая страстно любят друг друга, а потому в своей двухсторонности представляют наилучшую гарантию достижения гармонического "второстепенного результата", а далее все идет, как в романе:
они объясняются в любви, счастливо вступают в брак, родят детей и проч., одним словом, "вся более глубокая и строгая мораль" завершается, как всегда, "гармоничной" ерундой.
Каких благородных вообще взглядов держится г. Дюринг относительно женского вопроса, явствует из следующего его обвинения современного общества: "Проституция в обществе, основанном на угнетении и продаже человека человеку, признается естественным дополнением принудительного брака, созданным в пользу мужчин, и тот факт, что такого же преимущества для женщин не может существовать, представляет весьма понятный, хотя и знаменательный факт". Ни за что на свете не желал бы я получить благодарность, которая вьшадет на долю г. Дюринга со стороны женщин за этот комплимент. Кроме того, разве г. Дюрингу совершенно неизвестен не очень-то исключительный тип дохода - сутенерского? Он ведь сам был когда-то в чине референдария и живет в Берлине, где, между прочим, еще в мои времена, 36 лет тому назад, Referendarius довольно часто рифмовался с Schurzenstipendiarius.
332 АНТИ-ДЮРИНГ. - СОЦИАЛИЗМ
* * *
Да позволено будет мне примирительно расстаться с нашей темой, которая часто должна была казаться достаточно сухой и скучной. Поскольку нам приходилось обсуждать отдельные спорные пункты, наш приговор был связан объективными, неоспоримыми фактами; согласно с этими фактами приходилось довольно часто высказываться резко и даже жестоко. Теперь, когда вопросы, касающиеся философии, экономии и социалитарной коммуны, достаточно разобраны и перед нами обрисовалась вся физиономия г. Дюринга, о котором нам раньше приходилось судить только по отдельным частностям, - теперь можно поставить на первый план соображения гуманности, и да будет нам позволено некоторые непонятные научные промахи автора свести к его личным качествам и резюмировать наш общий приговор таким образом: "невменяемость, созданная манией величия".
